Над головой грохотали полиграфические машины.

Кабинет расположен был прямо под печатным цехом, потолок слегка подрагивал, и даже покачивались белые шары модных светильников над головой. Такое очевидное неудобство удивляло посетителей, но Дудинскаса интерьер устраивал вполне. Гул над головой его радовал, если гул смолкал, значит, что-то случилось.

Случалось редко. С «демократией» в «Артефакте» было давно покончено, пора дискуссий и сомнений безвозвратно прошла. Дудинскас уже больше ни на кого не кричал, Гоша Станков пыхтел, как трактор, а Ольга Валентиновна осунулась, посерьезнела и перестала возмущенно взмахивать руками. Обретая второе дыхание, «Артефакт» разгонялся стремительно, как академическая байдарка со слаженной командой гребцов.

рекламный щит

В общем подъеме сыграло свою роль и то, что Дудинскасу удалось отбиться с Дубинками.

Угробив полгода на обивание порогов и доказательства, что он не верблюд, разобравшись и с Цитрусовыми, и с новыми начальниками, как бы восстановив с ними свой былой «статус неприкасаемости», Дудинскас неожиданно завоевал и то, что раньше называлось поддержкой коллектива. По крайней мере тех в нем, на кого он и хотел опереться, кого ценил за преданность делу — будь то вахтер, печатник-пробист или технолог, контролер, водитель или секретарь Гоши Станкова девушка Светка (только так ее Дудинскас называл), пришедшая случайно, но прижившаяся и тоже ставшая незаменимой.

Поначалу-то его многие считали чокнутым. И хотя в Дубинки на субботники ездили все, с охотой, с пониманием, пожалуй, только женщины.

А Гоша Станков именовал Дубинки отдушиной.

— Чтобы не забуреть с этими «ценными» бумагами, такая «отдушина», конечно, необходима... Но вот однажды говорит:

— Ты не волнуйся. Уж в чем, в чем, а в том, что Дубинки нам нужны, я не сомневаюсь. Хотя бы как «рекламный шит». Уверен, что без деревни мы не имели бы не только половины заказов, но и лицензии.

Это вполне соответствовало действительности, так как симпатия, которую испытывали к этому «островку оптимизма» многие из государственных чиновников, вызывала их сочувствие ко всему «Артефакту». Во всяком случае, активно мешали Дудинскасу в основном те, кто никогда у него в деревне не был, а помогали те, кто хоть однажды побывал, а значит, проникся. Да и солидные заказчики ценных бумаг, посетив Дубинки, приобщались и, узнав, куда и на что идут деньги от их заказов, становились сговорчивее в цене.

Так, незадолго до выборов, то есть еще при Капусте, Дудинскас встретился с министром природных ресурсов Иваном Михайловичем Светлым. Общий язык они нашли сразу, вспомнив его работу председателем колхоза, в котором Дудинскас бывал еще по киношным делам. К слову, именно там ему удалось позднее найти пару старых, но вполне пригодных мельничных жерновов.

Поднявшись на мельницу, расчувствовавшийся Иван Михайлович, глянув окрест, поведал, что ему в связи с предстоящей земельной реформой поручено разработать и изготовить удостоверения на право пользования землей.

Прикинув, о каком огромном количестве документов может идти речь, Виктор Евгеньевич постарался убедить Ивана Михайловича в том, что было бы «преступным» ляпать их как попало и что есть только одна фирма, и так далее.

Тут векторы интересов честнейшего Ивана Михайловича, искренне озабоченного интересами государства и хоть что-то полезное хотевшего сделать, совпали с интересом Дудинскаса и с интересом премьер-министра Капусты, на которого наседали «горлопаны», требуя хоть каких-то шагов навстречу земельной реформе. И в скором времени на свет появились сначала докладная записка в правительство, названная Виктором Евгеньевичем «Система документов на право пользования землей», а затем, четыре месяца спустя, и первая партия самих документов.