— Вы что мне решили помочь? — не поверил Бен. — Почему же вы Бича не дали придушить? Извините, я пленных убивать не приучен!

Трепет, не меняясь в лице, слегка придавил его палец об курок, и мозги бандита оказались на ближайшей стене. Трепеты как по команде уронили труп и, топоча, убежали в темноту.

Бен в шоке посмотрел на убитого. Ему хотелось как можно скорее убраться из этого страшного места. Он захромал прочь. За окнами мелькали тени, но никто больше не предлагал ему сдаться, вместо этого кто-то истошно кричал. Он и сам бы завопил, если бы из темноты на него налетели эти жуткие твари.

Открылась дверь, и трепеты поволокли по направлению к нему следующую жертву. Бен замотал головой и кинулся прочь. Его быстро догнали.

Наступили самые черные минуты в его жизни. Он убегал, его догоняли. Он выкинул оружие, трепеты заботливо подобрали и вернули. И его заставляли убивать вновь и вновь. Последним притащили Бормана.

Бен к этому времени смертельно устал, он не мог больше совершать насилие физически. Это было словно затмение. Борман сидел и плевался в углу, зло зыркая вокруг, грозя всеми карами и нецензурно бранясь. Бен окончательно спятил и почему-то решил, что будет лучше, если отдаст ему оружие.

Борман обрадовано схватился за автомат и восемь раз выстрелил в Бена в упор, и каждый раз на траектории выстрела вставал трепет. Они умирали один за другим, молча, своей немотой укоряя Бена за проявленную слабость.

Когда кончились патроны, Борман ударил Бена стволом в грудь словно штыком. Бен, задохнулся, и опрокинулся навзничь. Борман, уже гогоча во все горло и крича какой же он дурило, и что он всегда это знал, встал над ним, взявшись обеими руками за ствол, чтобы ловчее размозжить его глупую голову.

У Бена не было никакого оружия. Только большой стеклянный осколок в ноге. Пока Борман орал, он вытянул его из ноги и погрузил фашисту в пах. Борман сложился пополам, завыл, оборвав вой на выдохе. Бен ждал вдоха, но его не последовало.

Великий и ужасный умер, зарезанный оконным стеклом.

Никто не обратил внимания, когда он вернулся. Девушки безмолвно стояли над лежащим Желько. Внешний вид босса подвергся диким метаморфозам, было ясно, что тот не жилец. Кожа на лице обтянулась и покрылась прозрачными пятнами, сквозь которые просвечивал голый череп и даже мозг. В костях слышались щелчки. Старик распадался. Он уходил вслед за своими соплеменниками, которые мечтали вернуться, и из которых не вернулся никто.

— Я следующая! Все пропало! — всхлипнула Полина.

— Нет, ты не следующая. Ты единственная, которая вернется домой, — сказал Бен, указав на ношу, которую скинул у стены.

Казалось, что Борман продолжает набирать в грудь воздуху, чтобы дать потом всем жизни. Вернее, смерти.

— Большего ублюдка я знаю, пожалуй, только Бича, но и этот сойдет.

Бен стянул с бандита одежду и с большой натугой прислонил к арке. Убитый Борман не падал, хотя его никто не держал. Тела влажно переплелись, заизвивались, втягивая в себя недостающее звено. Содержимое арки утробно дернулось, раздвигаясь и открывая залитый светом ход.

— Ты свободна! — высокопарно сказал Бен.

Полина прильнула к нему, и он в последний раз почувствовал прикосновение ее восхитительного тела.

— Мне жаль, что так вышло с твоим сыном, — шепнула она.

— Повторяю, с ним все будет нормально, я договорился, — нетерпеливо произнес Бен.

Она отшатнулась от него.

— Что ты наделал, Бенчик!

Немое изумление было последним, что он узрел перед тем, как красотка исчезла.

Это был вечер расставаний. В ушах у него эхом звучал вопрос Веры Хан: "Ты ведь останешься со мной?" Это был даже не вопрос, а констатация факта.