…Они легли наконец в постель. За стеной, накачанный снотворным, громогласно храпел Лев Давидович Ратнер, в прошлом известный всей Москве «цеховик», директор меховой фабрики, подпольный миллионер.

Борис Львович поглаживал вздрагивающие плечи жены.

— Боря, так больше продолжаться не может!

— Но что же делать, Инночка? Я не могу пренебречь сыновним долгом! У каждого свой крест!

— Но это мазохизм! Через некоторое время Лева попросту перестанет нас узнавать. И эти голоса… А если они прикажут убить нас? Он убьет, можешь не сомневаться! Он не просто старый человек. Он душевнобольной. Он невменяем и опасен! И если ты не согласишься принять адекватные меры, я попросту вызову «скорую» и его отправят в «скворечник».

— В дурдом для наркоманов и пьяниц? Ты с ума сошла! Ты не посмеешь!

— Еще как посмею! Он угрожает моей жизни. Ты весь день на работе, а я здесь с ним один на один. Я не хочу быть зарезанной из-за твоих ложных Представлений о порядочности. Гораздо более порядочно вызвать хорошего врача и поместить Леву в хорошую частную клинику, где будет оказываться квалифицированная медицинская помощь, где будет обеспечен должный уход…

Борис Львович слушал жену — и не слышал ее. Он все еще был там, в скромно, но мило обставленной однокомнатной квартирке блочной многоэтажки.

Он был потрясен. Потрясен юной девочкой, отдавшейся ему так ярко, так страстно, так бескорыстно, так доверчиво…

Борис Львович, несмотря на вполне вальяжную внешность, был человеком застенчивым и затурканным своей властной Иннусей. Он давным-давно разлюбил ее, но не имел ни смелости, ни времени полюбить кого-либо другого. Если бы в семье были дети, разумеется, он отдал бы им всю свою душу — он был чрезвычайно чадолюбив. Но детей Бог не дал. Инна не могла родить, хотя убеждала его, что у нее все в порядке и причина бездетности на нем. Но он знал, что это неправда. Его секретарша Анечка лет десять назад забеременела от него. Но тогда он не посмел уйти от Инны и не разрешил Ане сохранить ребенка. И горько сожалел об этом и сожалеет до сих пор. Аня его не послушалась. Она тут же выскочила замуж, у нее двое детей, один из них — его сын, как две капли воды похожий на него, Бориса. Но он не имеет права встречаться с ребенком, вообще каким бы то ни было образом обнаружить свое к нему отношение. Анна запретила, и он не посмел нарушить запрет.

Как скучна, монотонна и однообразна его жизнь! довольно успешный бизнес, связанный с подведением подземных коммуникаций к бензозаправкам, — этот бизнес последние пару лет стал приносить куда меньше дохода, но требовать гораздо больше времени и нервов из-за постоянных разборок между группировками, курирующими бензиновый ноток города.

Работа, дом, дача, друзья… Впрочем, это не его, а ее друзья. Все их окружение — это ее окружение. Так получилось, что он осел в Питере и все друзья юности, настоящие, близкие друзья, остались в Москве. У него — лишь отец, одряхлевший, ополоумевший старик, которого пришлось забрать из столицы, дабы он не спустил свои подпольные миллионы на сторону. Инна сама настояла на том, чтобы перевезти его в их дом, так как боялась, что овдовевшего свекра приберет к рукам какая-нибудь предприимчивая дамочка. Сама настояла, а теперь не дает никому жизни…

— Согласен? Ты что, спишь? — Жена трясла его за плечо.

— Нет, что ты…

— Так ты согласен?

— Прости, Иннуся, я все в себя прийти не могу… авария, отец… Еще раз, пожалуйста.

— О господи! — Женщина раздраженно вздохнула, но повторила: — Таня Самойлович рассказала, что здесь, в Питере, открылась замечательная частная клиника, где есть отделение геронтологии.