Приближалась ночь, и становилось все холоднее. Плотные теплые сапоги Дуротана из шкуры копытня почти насквозь промокли, и его ноги начали неметь. Поднялся ветер, будто кинжалом пронзавший толстую меховую накидку. Дуротан дрожал, упорно шагая вперед, и ждал, когда заговорит отец. Кровь на снегу перестала исходить паром и начала замерзать.

Алый след вел через продуваемое ветром заснеженное пространство к серо-зеленой полоске деревьев у подножия Горы-Предка, самой высокой вершины горной цепи, тянущейся на сотни миль на юг. Гора-Предок, как гласили священные свитки, была хранителем клана, она вытянула свои каменные руки, чтобы создать защитную преграду между Хребтом Ледяного Огня и южными землями. Запах чистого снега и аромат сосен щекотал ноздри Дуротана. Вокруг царило безмолвие.

– Мало приятного, да? Эта долгая прогулка по снегу, – в конце концов произнес Гарад.

Дуротан не знал, каким должен быть правильный ответ.

– Северный Волк не жалуется.

– Да, не жалуется. Но… все равно это неприятно. – Гарад улыбнулся, глядя сверху вниз на сына, губы его изогнулись, обнажив клыки. Дуротан невольно улыбнулся в ответ и слегка кивнул, чуть расслабившись.

Гарад протянул руку и потрогал накидку сына, пощупав мех.

– Копытень. Сильное создание. Дух Жизни подарил ему густой мех, толстую шкуру, много слоев подкожного жира, чтобы он мог выжить в этом краю. Но когда копытень ранен, он движется слишком медленно и не сохраняет тепло. Он отстает от стада, поэтому стадо не может его согреть. Холод сковывает его.

Гарад указал на следы; Дуротан видел, что животное спотыкалось на ходу.

– Он растерян. Страдает от боли. Испуган. Он всего лишь животное, Дуротан. Он не заслуживает таких страданий. – Лицо Гарада стало жестким. – Орки некоторых кланов отличаются жестокостью. Им нравится мучить и истязать свою добычу… и своих врагов. Северные Волки не получают удовольствия от страданий. Даже от страданий своих врагов и, конечно, от страданий простых животных, которые служат нам пищей.

Дуротан почувствовал, что его щекам стало горячо от нового прилива стыда. На этот раз не от стыда за себя, не из-за того, что он плохо прицелился, а потому, что эта мысль не приходила ему в голову. То, что он нанес неудачный удар, было серьезной ошибкой, но не потому, что он показал себя не лучшим охотником. Это было плохо потому, что доставило ненужные страдания животному.

– Я… понимаю, – сказал он. – Мне очень жаль.

– Не передо мной надо извиняться, – ответил Гарад. – Это не я страдаю.

Теперь появились более свежие кровавые пятна, большие алые лужицы в ямах, оставленных неровными шагами копытня. Они вели вперед, мимо нескольких одиноких сосен, вокруг груды валунов, присыпанных снегом.

И там они его нашли.

Дуротан ранил теленка. Сначала зверь показался огромным юному орку, охваченному первым настоящим приступ кровожадности, но сейчас Дуротан видел, что животное еще не вполне взрослое. Тем не менее теленок был размером с трех орков, его толстую шкуру покрывала лохматая шерсть. Дыхание вырывалось из его пасти быстрыми белыми облачками пара, а язык вывалился из-за тупых желтых зубов. Маленькие, запавшие глазки открылись, когда зверь уловил их запах. Он пытался подняться, но только взбил вокруг себя красный от крови, мокрый снег, а неудачно брошенное копье Дуротана вонзилось еще глубже.