Как ни странно, но то, что Деймос кормился на нем, пошло Фуару на пользу. Раны и не думали гноиться, наоборот, заживление ускорилось. Конечно, бесследно такое не пройдет. На спине на всю жизнь останутся безобразные шрамы. Плеть не розга, и оставляет четкую подпись.

Молодой организм брал верх, и силы постепенно возвращались к принцу. Каждый след плети еще чувствовался, но постепенно Фуар смог садиться, а потом и вставать, хоть и по стеночке. И сразу же вернулись мысли о самоубийстве. Это единственный шанс сохранить остатки чести.

Привезенный из дома сверток все еще был при нем, а в нем достаточно снадобий, дабы распрощаться с этой, ставшей такой никчемной, жизнью. Но стоило отмерить дозу, как в каморке появился царь.

Принц ошарашено замер. Ведь Деймоса не было в покоях, поклясться можно. И вот он здесь, словно услышал его мысли. И каменное выражение лица не предвещало ничего хорошего.

Кружку вырвали из слабых пальцев. Царь принюхался к содержимому и, брезгливо выплеснув, сухо поинтересовался:

— Что это значит?

Фуар смог лишь отвести взгляд. Да и что тут объяснять? Вроде и так все ясно.

Деймос мгновенно оказался рядом и, вздернув парня за подбородок, процедил:

— Мне казалось, мы с тобой все выяснили, щенок! Или ты так легко позабыл свое обещание?

— Нет.

— Тогда что это значит?

— По-моему и так все ясно, — буркнул Фуар, и откуда смелость взялась? Наверное, он слишком приготовился к смерти, чтобы еще чего-либо бояться. — Моя жизнь — это единственное, что еще принадлежит мне.

— Ой, ли? Как только ты выехал из своего города, твоя жизнь стала принадлежать мне целиком и полностью.

— Нет! — почти прохрипел Фуар. — Я…

— Ты ничего с собой не сделаешь! — четко проговорил царь. — Я не для того оставил тебе жизнь.

— А для чего?

— Чтобы ты стал мужчиной и научился отвечать за свои слова и поступки! Хотел избрать самый легкий путь? Травятся только трусы! Или ты еще большая тряпка, чем я думал?

— Нет. Оставь меня!

— Вот еще. Если бы ты нужен был мне мертвым, я бы не стал так долго ждать! Мне не нужны обвинения твоих братцев, иначе придется стереть твой город с лица земли. Ты этого хочешь? — голос царя упал до змеиного шипения, но при этом не утратил своей выразительности.

— Нет-нет! — от одной мысли об этом принц пришел в ужас. Но было еще кое-что, что так же ужасало Фуара: — Но я все равно не стану таким, как ты!

— Глупый визгливый щенок, — фыркнул Деймос. — Ты давным-давно встал на этот путь и так просто с него не свернуть!

— Нет!

— Можешь утешать себя сколько угодно. По молодости и глупости это бывает. Но сути это не изменит.

— Я не такой!

— Ой, ли? Возможно, хуже.

— Невозможно! — Фуар холодел от ужаса, глядя в эти не по-человечески мерцающие глаза, но не смотреть не мог.

— Отрицание не поможет. Тебе присуща жестокость, а еще лицемерие. О, очень много лицемерия! Ты улыбался в лицо, а сам думал, как бы сгубить, искал моего расположения, а сам подготовил отравленный кинжал. Что это, как не лицемерие?

— Это долг! — выдохнул принц, впрочем, сам уже сомневаясь в собственных словах.

— Это подлость.

— Ты сам пил мою кровь! Разве это не подло? — бросил принц свое главное обвинение.

— Речь не обо мне, — невозмутимо ответил Деймос. — К тому же это не причинило тебе вреда, скорее наоборот.

Стоило царю упомянуть об этом, как Фуар густо покраснел и буркнул, не в силах отвернуть лица:

— Ты зачаровал меня, заставил желать!

— Ничуть.