|
Бывали ночи, когда луна ярко освещала стену напротив. Если Голем появляется каждые тридцать три года, почему бы ему не появиться сейчас, а вдруг она увидит такой же лунной ночью за решеткой незанавешенного окна его желтый лоб, прижавшийся к стеклу. Возможно, это просто лик луны? В какой то полудремоте ей вспоминались лица, речи, мысли, обрывки собственной жизни, и от всей этой мешанины почему то исходил странный запах мясной лавки. Иногда, казалось, страдания гнездились совсем не в ее теле: объективно, на глаз, на ощупь, все было при ней, она была целая, а субъективно она была калекой, ей ампутировали часть души, и болела именно эта душа фантом. Как то ей пришла в голову мысль, что, с тех пор как она вышла из лагеря, стала тучной, Луиджи сделался ее протезом, ее искусственной душой. И, презирая себя за эту отвратительную мысль, она залилась слезами, и, когда Луиджи вошел в спальню, склонился над ней, он услышал ее шепот: – Прости, прости… Прости меня… У каждого болит то, чего у него нет… У всех у нас что нибудь ампутировали… У Василия родину… он никак не привыкнет к протезу, так и ходит с пустым рукавом. Вакье, во что он верит? Его тоже подвергли ампутации… она не вернется! Мертвые, они движутся на экране, делают одни и те же жесты… Они глупые… О, Луиджи, дорогая моя душа, моя душа фантом… – Должно быть, бредит, – шепнул Луиджи Лебрену, который ждал в столовой. Лебрен приходил к ним ежедневно. Они с Вакье не раз совещались… Так или иначе делать операцию слишком поздно… И Луиджи не мог им помочь. Дверь в спальню Натали упорно оставалась закрытой. Когда Луиджи объяснил Кристо, что Натали устала и не желает никого видеть, мальчик сначала не возразил: «никого» не означало его, Кристо, «никто» – это не он, а все прочие. Но проходили дни, Натали лежала в спальне за закрытой дверью, и Кристо охватил ужас. – Что с ней, Луиджи? Скажи, что с ней? Луиджи похудел, пожелтел… – Мы все, голубчик, как машины, мы тоже изнашиваемся… Вспомни ка электронные машины, когда какая нибудь деталь изнашивается, ее заменяют – это предусматривается. На некоторые части дают гарантию только на пять лет, потом их заменяют новыми. А у человека, когда у него что нибудь повреждено, иногда выходит из строя вся система… Рано или поздно найдут способ заменять негодные органы и у человека. – А что у Натали повреждено? Скажи, что? – Тело, голубчик… Все тело… – Она устала? У Натали тело устало? – Да… У нее устало тело. А что такое наша усталость? Тот же износ. – Мы же не машины! Машина не может отдохнуть, если она износилась – значит износилась… А к нам силы возвращаются. Натали отдохнет! – Ты совершенно правильно сказал сейчас о разнице между искусственным и естественным. Но иногда износ таков, что, как бы ни старался организм, ему не удается оживить изношенных частей. – Значит, может, Натали и не отдохнет? Луиджи ответил не сразу, кашлянул: – Приходится переносить непереносимое, Кристо… XXXVII. Anima , дыхание, жизнь Дверь в магазин была широко открыта, и звонок поэтому звонил не переставая, невыносимо пронзительно, ввинчиваясь в уши, как бурав… Пока кто то наконец не догадался перерезать провод, и в наступившей тишине сразу стало слышно, как входят и выходят люди, которые никому здесь не были знакомы, которым никто не мешал входить и которые, казалось, имели на это право и знали, зачем явились сюда, в недра этого массивного дома. |
