Изменить размер шрифта - +
Так какого же рожна ты останавливаешь машину и часами пялишься на влюбленные парочки вокруг прудов? Это же излюбленные персонажи твоих подколок! Тебе этого хочется, да? Ты только боишься себе в этом признаться и бежишь, забиваешься в клубную толпу, чтобы нырнуть в эти столь привычные тебе волны фальшивой страсти и похоти. Там ты себя чувствуешь как рыба. Это твоя стихия. Пучина, отравленная алкоголем и химией. А когда ты попадаешь в непривычно чистую воду, ты и там пытаешься найти отравляющие вещества, коряги и подвохи. А не найдя, очень сильно волнуешься и рвешься обратно. Смотри, когда-то тебя так выбросит на берег, что ни одна волна прилива не сможет затянуть обратно. А твои дружки-подружки, конечно, не дельфины и не затащут тебя носами обратно в воду. Носы у них, как тебе известно, созданы для другого. Так и погибнешь, задыхаясь собственными высокотоксичными испарениями.

 

– У вас все нормально? – вырывает меня из моих мыслей официант.

– Да, спасибо, – распрямляюсь я, как черт из табакерки, – посчитайте мне, пожалуйста.

Я оплачиваю счет и выхожу из «Шатра». На улице идет дождь. Я, как страус, втягиваю голову в плечи и неуклюже переступаю через лужи. У меня нет сигарет, и я мучительно ищу решение: вернуться в ресторан и купить их там или идти к метро? Подумав о том, что лучше проветрить голову, хоть и под дождем, я иду вниз по Чистопрудному бульвару, к пересечению с Лубянкой. Мне настолько стыдно, я так себе противен и мерзок из-за этой истерики, что готов утопиться в этом пруду, да, боюсь, тина не даст утонуть.

Осмотрев шеренгу светящихся коробок ларьков, я останавливаю свой выбор на одном из них. Войдя в ларек, я прошу пачку «первого» «Кента» и, чуть подумав, бутылку водки «Гжелка». Продавщица несколько раз переспрашивает, потом предлагает «Русский Стандарт», видимо, обалдев от диссонанса между моим внешним видом и просьбой о дешевой водке. Я же настаиваю на «Гжелке».

Получив водку и сигареты, я выхожу. Закурив, я как-то неуверенно смотрю на бутылку водки, не понимая, собственно, зачем я ее купил, но тем не менее убираю ее во внутренний карман куртки.

Закурив на улице сигарету, я открываю водку и отпиваю из горла. С непривычки (водки я не пил лет пять) я морщусь, кашляю и испытываю горловой спазм. В желудке становится тепло и как-то нарядно. Именно это слово почему-то приходит мне в голову.

Я продолжаю свой путь по Бульварному кольцу, дорогой пью водку и постепенно обретаю какое-то шальное настроение. Вместе со мной по Бульварному кольцу следует хорошее московское утро. И мне хочется свежести, душа, чистой рубашки и одеколона. И еще мне очень хочется сделать какое-нибудь необязательное доброе дело. Возможно, даже незнакомому мне человеку. Я ощущаю такой душевный подъем, от которого хочется строить заводы и фабрики.

Вдруг на одной из лавочек я вижу пару бомжей лет пятидесяти. Они сидят, разложив на газете закуску, и ковыряются в ней. Один из них курит. Я подхожу ближе, встаю рядом с ними и совершенно неожиданно для себя выпаливаю:

– Мужики, водки выпьем?

– А ты чё, мужик, што ли, казел? – отвечает мне тот, который курит, поднимает на меня глаза и вдруг резко бьет меня под дых.

Я сгибаюсь пополам и тут же получаю мощнейший удар коленом по голове. В этот раз я уже падаю навзничь, раскинув руки. Последнее, что я помню, – это рабочий ботинок одного из бомжей и фразу:

– Колян, водка у него прольется, возьми бутылку…

 

Я прихожу в сознание в непривычном интерьере ментовской «шестерки». Я лежу, запрокинув голову на спинку переднего сиденья, рядом со мной сидит водитель в форме, а справа от меня, около машины, стоят еще два мента и о чем-то разговаривают.

– О, очнулся клиент, кажется, – говорит один из них, а я, уже довольно четко соображающий, пытаюсь вспомнить, где именно и с чем в этот раз меня приняли.

Быстрый переход