Казалось, весь корабль был объят одним пламенем, и заряды сорока одной пушки, неся с собой смерть и опустошение, устремились к своей цели. Этот залп, данный вовремя, спас корабль английского главнокомандующего от неминуемого поражения. Он поразил экипаж «Плутона», нового своего противника, неожиданностью; бедные французы не успели еще рассмотреть настоящего положения своего неприятеля, как целый град пуль с визгом и треском посыпался на них и, причинив большой вред кораблю и людям, уничтожил все их выжидания благоприятной минуты к выстрелу. И в самом деле залп их был так неверен, что большая часть зарядов пролетела впереди носа «Плантагенета» и ударила в бакборт «Отважного», второго судна французской линии.
— Ну, этот салют был сделан вовремя! — сказал сэр Джервез, улыбаясь, коль скоро огонь неприятеля не нанес сильных повреждений. — Первый удар есть уже половина битвы. Мы теперь можем продолжать действовать с некоторой надеждой на успех. А, вот идет Гринли, слава Богу, не раненый.
Встреча этих опытных моряков была дружеская, но и не без печали. Оба они чувствовали, что положение не только их судна, но и всей их эскадры, было в высшей степени критическое; неравенство сил было слишком велико, положение же неприятеля чрезвычайно выгодное, и потому успешное окончание этого сражения было для них весьма сомнительно. До сих пор перевес все еще был на их стороне, но удержать этот перевес за собой было почти невозможно. Незавидное положение их требовало скорых и решительных мер.
— Мой план готов, Гринли, — сказал спокойно вице-адмирал. — Нам одно спасение — идти на абордаж к одному из этих судов, и тогда битва наша обратится в рукопашный бой. Направим путь свой к французскому главнокомандующему; он уже, по всем признакам, порядком отделан, и если нам удастся взять его или вытеснить из линии, наше положение значительно улучшится. Что же касается до Блюуатера, то один Господь Бог ведает, что с ним сталось! Его нет здесь, и нам неоткуда ожидать подкрепления.
— Приказывайте только нам, сэр Джервез, мы будем исполнять. Я сам поведу абордажных.
— Это дело должно быть общим, Гринли; я думаю, что всем нам должно идти на абордаж «Громовержца». Ступайте, отдайте нужные приказания.
Гринли снова оставил ют для исполнения этого нового и важного поручения.
Читатель не должен забывать, что все это происходило среди шума битвы. Выстрелы следовали за выстрелами, в облаках дыма ядра с визгом и треском громили деревья мачт и рвали оснастку; пронзительные стенания раненых, тем более ужасные, что они исходили от твердых, мужественных людей, наполняли воздух — и все это смешивалось в какой-то страшный хаос. На «Плантагенете» стали брасопить контр-бизань. Но едва натянули веревки, как фок-стеньги его полетели через нос, увлекая за собой грот со всем его такелажем; бизань-мачта же переломилась, как трость, у самого эзельгофта. Этот несчастный случай, следствием коего было повреждение множества вант, бакштагов и мачт, сделал положение «Плантагенета» опаснейшим из всех переделок, в которых ему когда-либо случалось бывать; его обязательно нужно было очистить от упавшего такелажа хоть на столько, чтобы можно было действовать орудиями бакборта; но судно не слушалось более руля.
Истинный моряк тогда только является во всем своем величии, когда встречает неожиданное несчастье с совершенным спокойствием и твердостью. Гринли в пылу желания сразиться думал только о том, каким бы образом лучше одолеть неприятеля, как вдруг произошло несчастье, о котором мы сейчас говорили; но едва мачты успели упасть, как все его мысли приняли уже другое направление, и он скомандовал: «Руби ванты! »
Для сэра Джервеза это также был жестокий удар. Обратясь совершенно спокойно к своим людям, он приказал им заняться очисткой судна от излишней тяжести, и лишь только он хотел приказать и Вичерли присоединиться к этому делу, как тот воскликнул:
— Посмотрите, сэр Джервез, вот другой француз идет прямо к нашей корме. |