В восемь вечера Альба погасила все огни, тщательно проверила, что в пепле не осталось тлеющих углей, потом с сожалением заперла дверь и направилась к машине. Обратный путь оказался труднее, потому что в чернильной тьме она не видела, куда ставит ногу.

В машине она включила радио и тронулась в путь.

Шли новости об извержении, власти объявили введение запрета на доступ в зону вулкана. Знак того, что ситуация неустойчива.

Альба вела машину не спеша, наслаждаясь не скоростью, а мечтами. Им ничто не препятствовало, поскольку окрестность уже полностью погрузилась во тьму. Альба представила, как она живет в Женеве — у Катрины было множество деловых контактов в этом городе, поскольку здесь находилась штаб-квартира Международного комитета Красного Креста, — в комнате с видом на озеро, как она ухаживает за Йонасом после операции. На самом деле ее сестра абсолютно права: у Альбы не возникнет никаких профессиональных проблем и в Швейцарии ей будет работаться не хуже, чем в Рейкьявике. Что касается ее мужа и сына, они совершенно не заслуживают того, чтобы она отказывала себе в путешествиях. Она развлекалась, наделяя их именами Тор Беспечный и Магнус Ленивый.

Вернувшись в город, Альба, чтобы достойно увенчать день независимости, завернула в бар выпить чашечку кофе со сливками. Теперь можно и домой.

Да вот только заметили ли Тор и Магнус ее отсутствие? Ну, Магнус, возможно, и заметил, ведь он сегодня готовит ужин, но Тор…

Она уже входила в дом, когда хлопнула дверь чьей-то машины; она услышала быстрые шаги и свое имя, выкрикнутое из тьмы:

— Альба!

Она развернулась, увидела Катрину в слезах, которая, неловко раскачиваясь, бежала к ней:

— Альба!.. Альба!..

Подбежав, Катрина упала к ней на грудь, не в силах произнести ни слова.

Альба поняла, что с Йонасом что-то случилось. Заболел? Или… умер? Бог мой, только бы его сердце выдержало…

Она сжала сестру в объятиях, утешая ее, бормоча:

— Скажи мне… скажи… пожалуйста… скажи… Катрина, дорогая, прошу тебя…

Катрина, всегда так хорошо владевшая собой, несколько раз пыталась ответить, но так и не смогла.

Альба приготовилась к худшему и стала тихонько плакать… Бедный Йонас… Он не успел стать взрослым… Страдал ли он? Был ли он в сознании? Ах, Йонас, как прелестны были его губы… Йонас, его влюбленная внимательность… Какой ужас…

Катрина отпрянула, перевела дыхание, пристально взглянула на младшую сестру и, сделав огромное усилие, прошептала:

— Тор умер.

— Что?!

Бескрайний холод сковал Альбу.

Катрина продолжила:

— Твой сын сегодня утром попал в аварию. Когда он ехал на мопеде от твоего свекра, его занесло на льду, он вылетел с сиденья и ударился головой о бетонный столб… Он был без шлема… Скончался на месте.

Альба бросила на сестру страшный взгляд. Ее глаза говорили: «Ты ошиблась; если кто-то и должен умереть, то Йонас, а не Тор».

Она толкнула входную дверь, покачиваясь пошла к лестнице и, не дойдя до нее, упала, потеряв сознание.

Три дня Альба ни с кем не разговаривала. Она неподвижно сидела на кровати в спальне с задернутыми шторами, не отвечая на телефонные звонки и запретив Магнусу входить, открывать дверь и пускать каких бы то ни было посетителей.

Магнус несколько раз пытался с ней заговорить, но она всякий раз отворачивалась.

Наконец он запротестовал:

— Послушай, Альба, я ведь тоже потерял сына. Нашего сына. И хочу разделить печаль с тобой.

При слове «печаль» Альба очнулась, пристально взглянула на Магнуса, на его квадратные плечи, мощный торс и бычью шею, по которой змеились толстые вены; она машинально отвела руки, которые прохаживались по ее бедрам, с осуждением отметила красноту мужниных глаз, заключив, что эстетически слезы плохо сочетаются с образом темпераментного брюнета, и огорченно вздохнула:

— Мне нечего с тобой делить, Магнус.