|
Я вынул серебряный полтинник и показал ему. Он понял. Он хотел что—то спросить, – должно быть про спиннинг, – но удержался и только кивнул головой. Я вскочил на эстраду и отдал тете Варе полтинник… – Иван Павлыч, – сказал я Кораблеву, который стоял и курил из длинного мундштука в коридоре. – С каких лет берут в летчики? Он серьезно посмотрел на меня. – Не знаю, Саня. Тебя—то, пожалуй, еще не возьмут… Не возьмут? Клятва, которую когда—то мы с Петькой дали друг другу в Соборном саду, припомнилась мне: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Но я не сказал ее вслух. Все равно Кораблев бы ее не понял. ЧАСТЬ 3. СТАРЫЕ ПИСЬМА. Глава 1. ЧЕТЫРЕ ГОДА. Как в старых немых фильмах, мне представляются большие часы, – но стрелка показывает годы. Полный круг – и я вижу себя в третьем классе, на уроке Кораблева, на одной парте с Ромашкой. Пари заключено, – пари, что я не закричу и не отдерну руку, если Ромашка полоснет меня по пальцам перочинным ножом. Это – испытание воли. Согласно «правилам для развития воли, я должен научиться «не выражать своих чувств наружно. Каждый вечер я твержу эти правила, и вот, наконец, удобный случай. Я проверяю себя. Весь класс следит за нами, никто не слушает Кораблева, хотя сегодня интересный урок: о нравах и обычаях чукчей. – Режь, – говорю я Ромашке. И этот подлец хладнокровно режет мне палец перочинным ножом. Я не кричу, но невольно отдергиваю руку и проигрываю пари. Кто—то ахает, шепот пролетает по партам. Кровь течет, я нарочно громко смеюсь, чтобы показать, что мне нисколько не больно, и вдруг Кораблев выгоняет меня из класса. Я выхожу, засунув руку в карман. – Можешь не возвращаться. Но я возвращаюсь. Урок интересный, и я слушаю его, сидя на полу, под дверью… Правила для развития воли! Я возился с ними целый год. Я пробовал не только «скрывать свои чувства», но и «не заботиться о мнении людей, которых презираешь». Не помню, которое из этих правил было труднее. Пожалуй, первое, потому что мое лицо как раз выражало решительно все, что я чувствовал и думал. «Спать как можно меньше, потому что во сне отсутствует воля» – также не было слишком трудной задачей для такого человек, как я. Но зато я научился «порядок дня определять с утра» – и следую этому правилу всю мою жизнь. Что касается, главного правила: «помнить цель своего существования», то мне не приходится очень часто повторять его, потому что эта цель была мне ясна уже и в те годы… Снова полный круг – раннее утро зимой двадцать пятого года. Я просыпаюсь раньше всех и лежу, не зная, сплю я или уже проснулся. Как во сне, мне представляется наш Энск, крепостной вал, понтонный мост, дома на пологом берегу. Гаер Кулий, старик Сковородников, тетя Даша, читающая чужие письма с поучительным выражением. Я – маленький, стриженый, в широких штанах. Полно, я ли это? Лежу и думаю, сплю и не сплю. Энск отъезжает куда—то вместе с чужими письмами, с Гаером, с тетей Дашей. Я вспоминаю Татариновых… Я не был у них два года. Николай Антоныч все еще ненавидит меня. В моей фамилии ни одного шипящего звука, тем не менее, он произносит ее с шипением. Нина Капитоновна все еще любит меня: недавно Кораблев передал от нее «поклон и привет». Как—то Марья Васильевна? Все сидит на диване и курит? А Катя? Я смотрю на часы. Скоро семь. Пора вставать – я дал себе слово вставать до звонка. |
