Виссарион сидел против Грошева, Воронин против Виландье, – её звали Марья Карловна.

 Грошев сейчас же доливал шампанское, как только все отпивали по несколько глотков; Виссарион выпивал сразу целый стакан.

 – Пожалуйста, мне больше не доливайте, – просил Сергей Петрович, – мне больше не хочется…

 – Ну, вот ещё, стакан выпили, – и пасуете, – возразил Виссарион. – Это же – квас… Я свободно выпиваю три бутылки… Не верите? Мы недавно пари держали с Ивиным. И я выпил три бутылки шампанского… Один…

 «Как он этим гордится»… – подумал Сергей Петрович. Должно быть то же подумали Виландье и художник: они переглянулись. Но Грошев мгновенно придал своему лицу почтительно-удивлённое выражение и сказал:

 – Ого!.. Молодчина…

 Виландье взглянула на Виссариона с некоторым страхом, – не заметил ли он, как она переглянулась с Грошевым. Виссарион не заметил, – он был упоён сознанием своего превосходства; он сказал Грошеву:

 – Ты, ведь, Кирилл, знаешь, что я могу выпить больше всех.

 В это время дива смотрела на своего жениха серьёзным и напряжённым взглядом, – каким смотрит рыболов на поддетого тонкой удочкой пескаря, – которого ещё не успел вытащить: как бы не сорвался…

 Виссарион обернулся к ней, и она взглянула на него приветливо, радостно, с обворожительной улыбкой.

 Сергей Петрович с любопытством смотрел на бриллианты дивы: они сверкали, отливая разными цветами и в ушах, и в волосах, и на шее, и на пальцах – великолепные, крупные. Самый крупный бриллиант сверкал отдельно на середине кружевного шарфика.

 – Какая у вас красивая эта пуговичка, – сказал Сергей Петрович, после третьего стакана шампанского.

 – Вот так пуговичка… – обиделся Виссарион, – шесть тысяч стоит, – а вы, – пуговичка…

 И он бесцеремонно, как свою собственность, снял с шарфика дивы бриллиант и передал Грошеву:

 – Нате-ка, посмотрите… Тридцать каратов… А игра-то какая!..

 Сергей Петрович взял бриллиант и стал его рассматривать.

 «Шесть тысяч, – думал он, – капитал… И за что? Разве это искусством создано? Разве это говорит что-нибудь сердцу, уму? За камень – целое состояние»…

 Он осторожно передал диве её бриллиант.

 – Хорошо? – спросил Виссарион.

 – Я ничего не понимаю в бриллиантах, – сказал Воронин.

 Виландье расхохоталась:

 – Так отчего же вы так внимательно рассматривали?..

 – Я старался понять, – почему камень, бездушный камень стоит так дорого…

 – Для того… так дорого, – сказала дива, – чтобы не каждый мог иметь такие камни.

 Она лукаво взглянула на Грошева, – он притворно вздохнул; Виссарион победоносно смотрел на этого бедного Сергея Петровича, который даже не видел хороших бриллиантов.

 – А я имел удовольствие слышать вас однажды в оперетке, Марья Карловна… В Петербурге… Вы пели Гейшу… Никогда мне не забыть, в особенности одного места… До того у вас это дивно выходило…

 Сергей Петрович слабеньким голоском, но верно напомнил мотив:

 – Та-та, та-та-та, та-та-ата…

 – Ах, это вот что…

 И Виландье вполголоса пропела:

 Но нет, я не верила в грёзу:

 Сегодня я буду твоя,

 А завтра ты бросишь Мимозу…

 «Н-ну… скорей ты его бросишь, – подумал Сергей Петрович, – а прежде оженишь на себе»…

 – Прелесть, дивно!.