На другой день приехал ксендз Мирейко, потому что Алексей послал ему из корчмы длинное письмо. Капуцин прибыл как будто с визитом и, оставив Святые дары в часовне, вошел к больной с веселой наружностью человека, уже привыкшего встречаться со смертью.

Играя своим поясом и весело разговаривая с Полей, он между прочим спросил: не хочет ли она исповедаться?

— В самом деле, я очень желаю этого, — проворно сказала Поля. — Но вы предупредите мужа, чтобы не испугать его… Я готова.

С Юстином нетрудно было объясниться.

— Твоя жена больна, — сказал ему ксендз, — и пан Атаназий прислал меня сюда исповедать и причастить ее.

— Кажется, она не в такой степени больна, чтобы думать об опасности?

— Разве исповедь нужна только в опасности? — возразил ксендз Мирейко.

— Но это может встревожить ее.

— Не бойся, милый мой, напротив, это еще успокоит… уж я говорил с ней.

Юстин не противоречил более, и больная в тот же день, при Анне, исповедалась, приобщилась Святых тайн и тотчас попросила читать отходную. Это испугало мужа, но его еще успокоили. Гребер между тем шепнул Анне, что Поля сегодня или завтра умрет. Натурально, Анна осталась при ней.

В награду тяжких жертв милосердый Бог усладил последние минуты жизни. Анна привела ей на память любимый Карлин, лета детства, Юлиана…

Поэт не верил в смерть жены, и как будто для поддержания его в этом неведении больная стала чувствовать себя гораздо лучше, потому что кончине всегда предшествует последнее напряжение жизненных сил… Целый день она дышала свободнее, лихорадка уменьшилась, румянец исчез, но под вечер обнаружились грозные признаки смерти… У больной отнялся язык.

Внезапно пораженный, Юстин оцепенел: но все еще не верил до тех пор, пока Анна стала читать над больной предсмертные молитвы, и толстая восковая свеча озарила почти безжизненное лицо жены его.

В самую полночь из груди больной вырвалось несколько тяжелых вздохов. Бедная Поля скончалась.

Юстин долго стоял на коленях у холодной руки ее в самозабвении, без слез и рыданий, наконец ксендз Мирейко и Гребер отвели его прочь. Анну тотчас отправили домой и послали за Алексеем, даже и Юстину советовали ехать в Шуру, но он не соглашался на это и сказал окружающим:

— Я останусь здесь, потому что обязан отдать последний долг покойнице. За меня не опасайтесь… Моя жизнь уже потеряла свою цену… Притом, я никому не нужен.

Придя в себя, поэт созвал людей и начал хлопотать о всех подробностях для погребения… об одежде умершей, о гробе… могиле… сам выбрал для жены белое платье и поддерживал Полю, когда женщины убирали ее на вечный покой, сам дал ей в руки крест и, запечатлев на белом мраморном челе последний поцелуй, собственными руками перенес драгоценные останки в комнату со стороны сада, обставил их цветами, украсил зеленью… потом сам положил ее в гроб, устланный благовонными растениями и, не имея сил ни плакать, ни успокоиться, как часовой, неотлучно ходил вокруг гроба. Накануне погребения Юстин пошел на деревенское кладбище и, найдя там тихое убежище для вечного покоя между двумя березами, приказал построить большой склеп, где бы поместились не один, а два гроба, и на собственных плечах снес жену в новое жилище. Скорбь и отчаяние поэта были тем мучительнее, что не обнаруживались ни слезами, ни стонами. Пока закладывали гроб, он стоял на коленях, и когда уже все разошлись, он еще долго молился над могилой. Наконец встав с места и не возвращаясь в опустевший дом, он прямо с кладбища отправился в Шуру.

Атаназий уже знал о смерти Поли и ждал к себе Юстина. Увидя его, старик открыл свои объятия и, не говоря ни слова, крепко прижал к сердцу любимого питомца. Убитый страданиями, молодой человек в безмолвии упал на землю.