– Их трагедия состояла в том, что они этого не поняли.

– Она была всему верна. Верна себе, своему мужу, делу, в которое верила. Ее больше нет. Вы никогда не узнаете, какой она была.

– Пожалуй, я пойду, – сказал Ван дер Вальк.

– Обращайтесь к адвокату… по поводу Рут. Я дал вам слово. И сдержу его. Если я что то сказал, это твердо.

– Я знаю.

У него не было времени позвонить, и дома его никто не ждал.

– Сварю яйцо всмятку, – решила Арлетт, которая была так рада его возвращению, что не рассердилась на то, что он ее не предупредил.

Рут старательно делала уроки за письменным столом. Ее лицо просветлело, когда она увидела его, и он был тронут. Это все, что оставила после себя Эстер, – и он попытается вернуть часть ее верности.

На кухне, переобуваясь, он коротко рассказал обо всем Арлетт. Она тихо заплакала, стоя перед плитой и повернувшись к нему спиной. Слезы капали в воду, в которой варилось яйцо. Он нежно поцеловал жену.

– Ну вот, теперь тебе не придется солить эту воду.

Морщась от боли, он надел шлепанцы. На него навалилась страшная усталость. Хромая, он вернулся в гостиную. Надо было дать Арлетт возможность побыть немного одной.

– Я учу наизусть стихотворение, – сказала Рут. – Это на завтра.

– Ты уже выучила его?

– Почти.

– Давай его мне, и я тебя проверю.

– Проверь меня, проверь, – хихикнула Рут.

Стихи были аккуратно написаны, а страница ярко разрисована яблоневыми деревьями. Четыре грамматические ошибки были исправлены красными чернилами. Стояла оценка шесть с плюсом из возможных десяти.

– «Больная осень». Гийом Аполлинер, – объявила Рут торжественно. – Это очень хорошие стихи.

– Это очень хорошие стихи.

Больная, прекрасная осень.

Ты умрешь, когда ветры засвищут средь сосен… –

начала Рут.

Ван дер Вальк слушал ее голос, звучавший словно издалека.

– Пока все прекрасно. Вторую строфу, пожалуйста.

Рут окрепшим голосом уверенно продолжала декламировать и вдруг запнулась.

…В небе, высоко,

Ястребы кружат…

И на русалок…

А, да.

И на русалок, никогда не любивших,

Глупеньких, зеленооких…

– «И на русалок, никогда не любивших, глупеньких, зеленооких…» – Он на мгновение забыл, где находится… – Прости, последнюю строфу.

Устремлен их пронзительный взгляд.

В рощах далеких

Олени трубят.

О, как я люблю голоса твои, осень,

И ветер, и желтые листья кругом.

И лес, что убор свой торжественно сбросил,

Роняя слезы – листок за листком .

– Мне нравятся эти стихи.

– По моему, – рассудительно заметил Ван дер Вальк, – ты вполне заработала свой шестипенсовик.

– Ты забыл моего копченого гуся? – вдруг перебила его Арлетт.

Послесловие

Из высказываний самого Н. Фрилинга:

«Я верю в то, что беллетристика должна быть развлечением для обычного непредвзятого читателя. В данном контексте пометка «детектив» имеет особую ценность, ибо указывает потенциальному читателю на то, что перед ним книга, которая может доставить ему удовольствие.

Причисление к разряду «авторов детективов» всегда казалось мне слишком неопределенным и вызывало у меня чувство протеста. Я лично вижу лишь одно существенное различие между тем или иным типом беллетристики: книги, которые «проглатываешь», а затем выбрасываешь подобно коробке из под хрустящей кукурузы, и такие, которые оставляешь и хранишь с надеждой когда нибудь перечитать заново.