Но мальчик, не слушая ее, шел вперед. Помимо вони он различал еще шорохи, поскрипывания и костяной скрежет. Вскоре факел в его поднятой руке осветил железную решетку с толстыми прутьями. За решеткой шевелилось что-то очень большое и бесформенное.

— Конан! — пискнула за его спиной Гэлла, и пальцы ее, ставшие ледяными от страха, впились ему в плечо.

— Кром! — прошептал мальчик, но в голосе его слышалось куда больше восхищения, чем ужаса.

За решеткой, дробя блики факела, переливалась и искрилась опаловая нора, в которой томилось гигантское насекомое. Должно быть, то была та самая медведка, о которой с такой гордостью рассказывал Буно. Причудливые опалы перемежались полосами гагата и дисками золотистого солнечного камня. Их праздничное великолепие странно и дико контрастировало с ворочающимся чудовищем. Очень отдаленно медведка напоминала коня, закованного со всех сторон в латы, но только длиннее его в два раза.

Когда прошел спазм первого потрясения, Конан шагнул вплотную к решетке и, поводя факелом, осмотрел медведку спереди и с боков.

— Ты только посмотри! — выдохнул он восхищенно. — Ты посмотри, какая у нее броня? А челюсти!

— Я не хочу смотреть, Конан, — жалобно прошептала девушка, по-прежнему прячась за его спиной. — Я не могу смотреть на такое. Заклинаю тебя, уйдем отсюда!

— Подожди, подожди!

Поистине, Буно был прав: это похлеще, чем жук. Когда мальчишкам приходилось находить в земле медведок — обыкновенных маленьких медведок, — мало кто из них осмеливался взять насекомое в руку и рассмотреть, большинство с брезгливыми криками забрасывали его камнями, настолько противен его вид. Круглые глаза без зрачков, похожие на икринки рыб, выступающие вперед хитиновые челюсти, шевелящиеся усы, массивные ноги, похожие одновременно на лопаты и на щетки для разгребания земли, длинное членистое брюшко — все это вместе вызывало отвращение и бессознательный страх даже к существу длиной не больше мальчишеской ладони.

Каково же было видеть все это увеличенным в сотню раз!..

Но в то же время размеры и мощь подземного чудовища не могли не вызывать уважительного восхищения. Гэлла прижалась к спине Конана, и от крупной дрожи, сотрясавшей ее тело, мальчик невольно покачивался.

— Прекрати, Гэлла! — прикрикнул он. — Разве ты не видишь, какая прочная здесь решетка? Она не вырвется.

Рядом с основанием решетки стоял большой деревянный ящик. Именно от него плотной волной исходило зловоние. Посветив факелом, Конан увидел, что ящик был забит доверху тушками кроликов и сурков. По всему было видно, что медведка предпочитала гниющее мясо свежему. Преодолевая брезгливость, мальчик подцепил ножом одну из тушек и просунул ее сквозь прутья. Костяные челюсти раскрылись и захлопнулись — Конан с трудом сумел выдернуть нож, защелкнутый рядом мелких треугольных зубов.

— Голодная зверюга, — пробормотал он. — Вечно голодная и вечно свирепая, как говорил Буно.

— Да пойдем же, Конан!.. — совсем уже слабым и жалким голосом попросила Гэлла.

Мальчик повернулся к ней и потряс за плечо, чтобы привести в чувство.

— Сейчас мы пойдем, — пообещал он. — Но какая ты странная, Гэлла. В тебе, должно быть, два сердца: сердце кролика и сердце рыси. То ты остаешься на кладбище ночью и лезешь следом за Буно в подземелье, а то падаешь в обморок от одного вида забавной зверюшки…

— Во мне одно сердце — сердце кролика, — вздохнула девушка. — И на кладбище, и в подземелье оно чуть не выскочило у меня из груди, а уж тем более здесь.

Конан снова повернулся к чудовищу.