— По-моему, ты опять выдаешь желаемое за действительное, Кринников! — мое раздражение вернулось, и я выпуталась из его рук. — А лучше бы тебе этого не делать, просто потому что меня, мягко скажем, задевает лицезрение твоего выражения лица с явным разочарованием на нем!

— Это у меня разочарованное выражение лица, Васюня? В тебе?

Наверное, более ошарашенным Арсений в принципе не мог выглядеть.

— Вот именно! Каждый раз, когда выясняется, что я опять не беременна!

— Да что за ерунда! Какое, к чертовой матери, разочарование?! — вспылил он. — Мне просто невыносимо в такие моменты смотреть на тебя! У тебя же каждый раз глаза на мокром месте! Да меня слезы твои как по живому кромсают. Хочется расхреначить все вокруг и головой об стену биться, только бы не расстроить тебя снова!

— Ничего подобного. Я не расстраиваюсь… то есть расстраиваюсь, но не от того, что не беременна, а потому что у тебя такое огорчение на лице, что я ощущаю себя неудачницей и какой-то жалкой, не способной сделать тебя полностью счастливым и…

— Так, а ну стоп! — гаркнул Арсений. — Я все понял!

— Ну хоть кто-то понял…

— Я сказал помолчи минутку, Василиса. И послушай! — он застыл на секунду, кривясь и растирая подбородок, потом набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. — Во-первых, просто так для полной ясности: ничто на свете не может сделать меня несчастливым, пока ты со мной и любишь меня. Ты любишь меня, Васюня?

— Дурацкий вопрос!

— Вася!

— Люблю, дурак с дурацкими вопросами. Че ты зыркаешь? Сень, ну ты не видишь сам, что ли? Люблю, конечно. Аж самой страшно, что раньше было по-другому.

— Ну и слава Богу, что в этом вопросе у нас единство и полное единодушие. И, чтобы больше не было никаких диких предположений с твоей стороны, я думаю, что ребенок может сделать нас только в сто раз счастливее и, не буду врать, вроде как дополнительная гарантия для меня. Его наличие или отсутствие ничего, уясни раз и навсегда, НИ-ЧЕ-ГО не меняет в том, что я к тебе чувствую. Мы прояснили этот вопрос?

— Да, — шмыгнув носом, буркнула, чувствуя себя дурой. — Но…

— Я не закончил! — остановил меня Арсений. — И во-вторых! Все вот эти метания уже совсем не актуальны. Ты — беременна!

Ой, все. Нет, ну как с ним спорить? Махнув рукой, я просто спаслась бегством в ванную. Там я долго вертелась голышом перед зеркалом, высматривая, какие-такие изменения усмотрел во мне мой упрямый муж. Щупала, чуть морщась от чувствительности грудь, рассматривала немного припухшие от его вчерашних терзаний соски и только потом забралась в душ, так и не найдя ни единого довода в пользу его версии. Когда, натянув топ и домашние бриджи, пришлепала на кухню, Арсений уже был там, одетый в брюки от костюма и еще расстегнутую белоснежную рубашку. Сжала зубы от привычно-шокирующего, сладко-тягучего ощущения, наполнившего каждую клетку тела, откликающегося на искушающий контраст его смуглой кожи и ослепительной белизны ткани. Должен быть какой-то закон, причем на высшем уровне, запрещающий моему мужу выглядеть настолько соблазнительно, тем более тогда, когда он выходит из дома!

Вздохнув еще раз, прошлепала к настенному календарю с тропическими видами и занялась подсчетами. Надо ли говорить, что мои циклы были тут помечены совсем не моей рукой? Арсений заваривал свой любимый чай, ухмыляясь с видом котяры, умявшего весь запас сметаны в Краснодарском крае как минимум. Ну так и есть, у меня задержка. Шесть дней, между прочим. Пару месяцев назад я перестала досаждать самой себе подсчетами и отслеживать цикл.

— В прошлый раз было вообще неделю, — оглянувшись через плечо, напомнила Сеньке и полезла в настенный шкафчик в поисках моего кофе.