Изменить размер шрифта - +
 – Я вчера зашла к тебе, хотела поговорить, но ты уже крепко спала. Свитер я постирала, пятно вроде бы не видно.

– Спасибо. Тетушки встали?

– Почти. Сейчас сядем завтракать, ты обещала им что-то рассказать?

– Да. Про помолвку с Миком.

– Евлалия и Глэдис очень ждут твоего выступления. – Мама усмехнулась, делая знак, чтобы Билли удалился. – Но мне почему-то вчера показалось, что у тебя совсем не лежит к этому душа. Что-то стряслось?

– Нет, мама. – Марго уже было все равно, она могла и повеселить публику, если требовалось. Третья серия сна закончилась очень хорошо, а значит, они с Ричем еще встретятся. И это наполняло ее счастьем. – Я расскажу им что-нибудь. Должно получиться весело.

– Ну хорошо.

Мама провела ладонью по ее щеке и направилась в столовую, где тетушки уже гремели посудой и спорили, какой хлеб резать для бутербродов. Это был обычный мамин жест, испокон веку приносивший успокоение и в то же время некоторую неутоленность. Мама любила ее, чувствовала, когда ей плохо, могла прийти на помощь в любую минуту, но с тех пор, как появилась София, всегда была чуточку ближе к сестре, чем к ней. Марго ощутила это, еще когда была школьницей, а потом, когда подросла, и вовсе решила, что Софию она любит сильнее. Она не ревновала, простила маме это чувство, и все-таки… И все-таки ей хотелось того же, но чуть больше: чтобы мамина рука дольше задерживалась на ее щеке, чтобы по телефону она чуть глубже вздыхала, услышав, что Марго заболела, чтобы она настойчивей уговаривала ее остаться в Штатах и не ездить к отцу…

Но вдруг она вспомнила вчерашний постер на кухне и устыдилась своих мыслей: да как можно ревновать маму к сестре, когда она так искренне тоскует о ней, о своей старшей дочке! Когда она нашла себе такое чудесное «окно»: в другую страну, в другую жизнь… Кто знает, о чем она думала, глядя на этот снежный склон, сколько раз вытирала слезы, представляя, как Марго живет там одна, как переживала, чувствуя вину за ту историю… Марго вздохнула счастливо и одновременно грустно. Мама любит их с Софией одинаково сильно, просто чувство это выражается по-разному, вот и все! И представив себе, как понравился бы маме Рич, проглотив очередной комок в горле, она вышла к столу, с готовой маской оптимизма на лице.

– А-а-ах! Марго-о! Ну вот, видишь: совсем другое дело!

– И не говори, Глэдис! Она отдохнула, выспалась на свежем воздухе, и лицо стало совсем другим!

– Тетушка, не забывайте, что я приехала тоже со свежего воздуха. Там был снег, горы и медведи, а тут – Бисмарк. Хоть его и не сравнить с Нью-Йорком, но все-таки это город.

– Да! Девушки, а когда я…

– Ах, да перестань ты. Мы хотим послушать историю Марго.

Жалко, что нельзя пропустить свой собственный рассказ, проведя это время где-нибудь еще, подумала Марго. Но на нее смотрел Билли, и глаза его горели насмешливыми огоньками, казалось, он напрашивался к ней в сообщники вранья. И вздернув подбородок, она звонким голосом начала:

– Мы решили пожениться еще давно. Примерно… с тех пор, как познакомились! Понимаете, – она попеременно поворачивала голову то к одной тетушке, то к другой, – это как бы само собой подразумевалось. Мы даже часто говорили: «Когда мы поженимся…». Понимаете?

Тетушки, затаив дыхание, следили за взмахами ее рук, за ее губами, а Билли едва сдерживал смех. Марго тоже стало смешно.

– Хм. А потом… Мы стали жить вместе. Как все… Извините. Это я вспомнила одну веселую историю. Мик, он вообще очень смешной парень!

Билли захохотал в голос. София тихо цыкнула на него, и тот попробовал скроить серьезное лицо, стараясь не встречаться глазами с Марго.

Быстрый переход