– Оставь ее в покое, черномазый ублюдок! Мой мальчик перережет тебе глотку, когда узнает, что ты здесь был!

Джейкоб, огромный, внушительный, возвышался над головами взбудораженных женщин и девочек. Мод от возбуждения чуть не подпустила в трусики. «Это куда интереснее, чем бывает по телику», – расскажет она позже в тот же день, напрашиваясь на чашку чая и сигаретку поочередно ко всем соседкам.

– Пойдем со мной, Джун. Уйдем отсюда, любимая. Я сумею позаботиться о тебе и твоих дочках.

Джун посмотрела в его красивое лицо и покачала головой.

– Нет, уходи, Джейкоб. Скоро вернется Джоуи, и, если он застанет тебя здесь, он устроит кошмар, – произнесла Джун безучастно, словно не испытывала к Джейкобу никаких чувств.

Джейкоб умоляющими глазами смотрел в лицо своей любимой. Он знал, какой репутацией пользовалась Джун Макнамара. Это ни для кого не являлось секретом. «Почти шлюха» – так говорили про Джун, и это «почти» было чем то вроде ее клички среди обитателей Ист Энда. Но в том и состояло ее единственное достоинство, и Джун им пользовалась. «Золотая жила, – так называли некоторые женщины определенную часть своего тела, Джейкоб не раз сам это слышал. Но он любил большие тяжелые груди Джун и приятное влажное местечко у нее между ног.

Он понимал, что у них нет будущего. Шел 1960 год, и брак между негром и белой женщиной был практически невозможен. Но Джун дала ему то, чего он никак не ожидал встретить в холодном Лондоне. Она подарила ему минуты счастья. Работать в «Виктори» ему было нелегко. Он глотал оскорбления белых посетителей, которые делали вид, что шутят, принимал их деньги, но всегда чувствовал, что ходит по лезвию ножа. Огромный рост и физическая сила да прирожденная осторожность пока спасали его.

Джун теснила его к ступенькам крыльца, а свекровь вопила во весь голос, стараясь, чтобы все соседи услышали ее и выскочили на улицу.

Джун не выдержала и закричала:

– Заткнись, старая кошелка! Закрой пасть и убери отсюда свою задницу!

Повернувшись к любовнику, Джун опять стала умолять:

– Уходи, прошу тебя. Ты только все портишь. Он растерзает меня, когда узнает, что ты здесь был. Уходи, оставь меня в покое!

От волнения она охрипла. Джейкоб чувствовал, что все кончено, и у него упало сердце. Он проиграл битву, – да нет, он проиграл войну. Он посмотрел в ее изувеченное лицо:

– Ты дурочка, Джун. Я предлагаю тебе путь к спасению, я предлагаю тебе другую жизнь.

Джун вызывающе захохотала:

– У меня своя жизнь, Джейкоб, и на хрен мне ты и такие, как ты.

Она поняла, что ранила его, и уже ласковей закончила шепотом:

– Лучше давай все забудем, давай забудем.

Джейкоб хотел еще что то сказать, но в этот момент свекровь выкинула проделку в своем духе, окатив их холодной водой из ведра. Айви добилась своего – соседи высыпали на улицу. Скоро появится ее сынок – вот тогда она покуражится на славу. Даже если Джун вышвырнет ее сейчас из дома, то будет где пристроиться в ожидании сыночка – любая из соседок с радостью позовет к себе и угостит чашечкой чая.

Джун, как разъяренная кошка, бросилась на свекровь:

– Ах ты, старая сука! Ты что делаешь?

Та побежала назад, в дом, Джун за ней. Невестка гоняла свекровь по тесной комнате, та же визжала от страха на потеху соседям, которые умирали со смеху. «Если старуха подохнет, всем станет только легче», – думала Джун. Девочки словно завороженные смотрели, как их мать отвешивала Айви звонкие оплеухи, а та в ответ пыталась вцепиться невестке в волосы.

– Потаскуха! Сынок размажет тебя по стенке, когда я ему все расскажу. Снюхалась с черномазым! Да ты хуже портовых девок, с любым ляжешь. Они на негров не бросаются – не то что ты!

Схватив свекровь за волосы, Джун проволокла ее по комнате и швырнула в кресло у телевизора.