– Ну хорошо, давай по порядку. Ты видел когда-нибудь сон – такой яркий, такой правдоподобный, будто тебе его показывал кто-то другой?
– Довольно часто. – Особенно в последнее время.
– Ну вот. Телепатия – это не только слова. На самом деле это вообще, как правило, не слова, а образы, картинки. Именно так они и разговаривают и с вашим миром так же общаются. Ваши сны – это дверь между мирами. – Она подалась вперед, увлеченно жестикулируя. – Вспомни оцепенение спящего в фазе быстрого сна. Похоже на паралич, правда? Вот тогда пространство и сворачивается. Вы тоже так можете, но пока еще слишком рано – нужна настоящая революция в понимании реальности. Вся эта странность снов, абсурдная логика, невероятные пейзажи, временные скачки, дикие ассоциации – все, что кажется нормальным только во сне, – это они! Их мысли. И бессмысленная жестокость во сне – это тоже они.
– Но в снах мы видим наш мир, пусть и искаженный, – возразил я.
– Потому что они используют ваш язык. Переводят на него. Они не могут навязать вам свои образы и вмешиваются в ваши. Не создают, но управляют.
– Ты хочешь сказать, что наши сны – это пьесы, поставленные по их сценарию?
– Не совсем так. Они как бы надевают на себя ваши образы, но действиями руководите вы вместе. И самое главное, никаких сценариев нет, только импровизация.
– Что же они хотят нам сказать?
– Ничего. Им нечего сказать, как, впрочем, и вам. Это просто игра.
– Игра? – пролепетал я, совсем сбитый с толку.
– Конечно. Ведь большинство снов имеют довольно легкомысленный сюжет, правда? Для расы, помешанной на порядке, эффективности, техническом прогрессе, это вид отдыха, способ немного расслабиться.
– Значит, они просто так развлекаются? Она лукаво улыбнулась.
– Вот именно.
– Но тогда… – Меня вдруг осенило. – Если они участвуют в наших снах, то должны, наверное, видеть нас и своих?
– Нет.
– Почему?
– У них не бывает снов. Потому-то вы им и нужны.
– Мы им нужны?
– Да.
«У привидений не бывает снов», – вспомнил я. Вот, значит, как.
Вам никогда не приходило в голову, что сумасшествие заразно? Много раз, выходя из клиники после сеанса, я вдруг останавливался как вкопанный и начинал удивленно озираться. Чем привычней становилась для меня реальность Лоры, тем более странной и чуждой казалась своя собственная, будто я каким-то чудом перенесся на полсотни лет вперед и мог окинуть критическим взглядом условности, которые прежде воспринимал как данность. На красный стоим, на зеленый – едем. Платим деньги, чтобы поставить машину. Каждый день – ровно двадцать минут новостей. Здоровых женщин считаем толстыми и некрасивыми. Из всех живых существ более всего уважаем тех, кто ловок в обращении с мячом. Небо у нас голубое. Только подумайте – голубое! А знаете ли вы, что такого неба нет ни на одной планете, кроме нашей? Все дело в необычных свойствах атмосферы. Случайность, причудливая игра космических сил. Что такое наш мир? Всего лишь один из миллионов возможных. Представьте хомяка, запертого в клетке на прилавке зоомагазина в окружении зеленых хамелеонов, бешено тараторящих попугаев, мелькающих радужных рыбок в огромных аквариумах… Разве тут не сойдешь с ума? Странное силовое поле, не дающее убежать, холодные глаза неведомых гигантов, наблюдающие сверху, и их огромные хищные лапы, готовые в любой момент схватить тебя и унести бог знает куда. Чудовищное сочетание: клаустрофобия, паранойя и сознание полной беззащитности. Наверное, и Лора чувствовала примерно то же самое в кипящем водовороте нашего мира, где нищенские гетто соседствуют с пышными особняками, наркопритоны – с храмами, белые кварталы – с китайскими, негритянскими и арабскими. |