О черт.

В голову полезли вопросы, которые могли задать говнюки из Отдела служебных расследований – парни, которые все, что им известно об уличной жизни, узнали из «Трала» Джека Уэбба – и стоимость револьвера в ее денежном выражении вдруг стала волновать О'Мейру не больше, чем численность населения Ирландии или основные полезные ископаемые Перу. Он посмотрел на Карла и увидел, что Карл тоже лишился оружия.

«Боженька, миленький, пособи дуракам», – подумал несчастный О'Мейра, и когда Жирный Джонни опять спросил, не воспользуется ли О'Мейра лежащим на прилавке ключом, чтобы отпереть наручники, сказал: «Да надо бы…» и осекся. Он умолк, поскольку на языке вертелось «Да надо бы другое сделать, надо бы продырявить тебе брюхо», но ведь застрелить Жирного Джонни было трудновато, верно? Все стволы в магазине крепились к витринам цепочками, и мерзавец в золотых очках, гнусный тип, казавшийся таким солидным гражданином, отобрал револьверы у них с Карлом так же легко и просто, как сам О'Мейра мог бы отобрать пугач у пацаненка.

Вместо того, чтобы закончить фразу, он взял ключ и отпер наручники. Углядев в углу «Магнум», который туда отшвырнул ногой Роланд, О'Мейра подобрал его. В кобуру «Магнум» не влезал, и О'Мейра засунул его за ремень.

– Эй, это мое! – проблеял Жирный Джонни.

– Да? Ты хочешь получить его обратно? – Выговаривать слова приходилось медленно – голова у О'Мейры действительно трещала. В этот момент ему хотелось только одного: найти мистера Золоченые Очки и прибить гвоздями к первой попавшейся стене. Тупыми гвоздями. – Я слышал, в «Аттике» любят толстяков вроде тебя, Джонни. Знаешь, как там говорят? «Большой жопе хер радуется». Ты уверен, что хочешь получить свою дуру обратно?

Жирный Джонни без единого слова повернулся и пошел прочь, однако О'Мейра успел заметить подступившие к глазам толстяка слезы и мокрое пятно на штанах. Жалости он не почувствовал.

– Где он? – сиплым, звенящим голосом спросил Карл Диливэн.

– Ушел, – вяло ответил Жирный Джонни. – Больше я ничего не знаю. Ушел. Я думал, он меня убьет.

Диливэн медленно поднимался на ноги. Почувствовав на щеке липкую сырость, он взглянул на свои пальцы. Кровь. Блядь. Рука, сама потянувшаяся к кобуре, зашарила в поисках револьвера, и эти поиски затянулись надолго – пальцы давно уже заверили Карла Диливэна, что револьвер исчез вместе с кобурой, а он все продолжал с надеждой ощупывать себя. О'Мейра отделался просто головной болью; Диливэну казалось, что кто-то использовал его черепную коробку под ядерный полигон.

– Парень забрал мой револьвер, – сказал он О'Мейре. Язык у него так заплетался, что разобрать слова было почти невозможно.

– Милости прошу в клуб.

– Он еще здесь? – Сделав шаг к О'Мейре, Диливэн накренился влево, точно находился на палубе бороздящего бурное море корабля, однако исхитрился выпрямиться.

– Нет.

– Давно? – Диливэн посмотрел на Жирного Джонни, но ответа не получил – быть может, потому, что Жирный Джонни, стоявший к полицейским спиной, подумал, что Диливэн все еще говорит с напарником. Диливэн, и в самых благоприятных обстоятельствах не отличавшийся спокойным нравом и сдержанным поведением, рявкнул на него (отчего ему почудилось, что голова у него сейчас расколется на тысячу кусков): Тебя спрашивают, говнюк жирный! Давно этот козел смылся?

– Ну, может, минут пять, как, – тупо сказал Жирный Джонни. – Прихватил свои патроны и ваши пушки. – Он помолчал. – За патроны он заплатил. Поверить не могу.