Это, братец, западло, только ты не унывай, а лучше вмажемся давай.
Все это не взаправду, это все – необычайно живой глюк, так что самое лучшее – не дергаться, а плыть по течению.
Но глюк был до невозможности живой. Эдди потянулся к «молнии» – или, может, кошель застегивался на липучки – и увидел, что он крест-накрест зашнурован сыромятными ремешками; некоторые порвались и были тщательно связаны, и узелки были такими маленькими, чтобы не застревать в окруженных металлическими колечками отверстиях.
Эдди расшнуровал мешок, растянул горловину и нашел нож под сыроватым свертком – обрывком рубахи, в который были увязаны патроны. От одного только вида рукоятки у него захватило дух… она была из настоящего серебра, глубокого, мягкого серо-белого цвета, и на ней был выгравирован замысловатый узор, привлекавший взгляд, приковывавший его…
В ухе у Эдди взорвалась боль, с ревом пронизала голову насквозь, на миг застлала глаза красным туманом. Он неуклюже споткнулся о раскрытый кошель, упал на песок и снизу вверх взглянул на бледного человека в сапогах с отрезанными голенищами. Это был совсем даже не глюк. Голубые глаза, пылавшие на этом умирающем лице, были глазами самой истины.
– Любоваться будешь после, невольник, – сказал стрелок. – Сейчас воспользуйся им – и только.
Эдди чувствовал, как ухо у него пульсирует, распухает.
– Почему ты меня все время так называешь?
– Разрежь ленту, – мрачно сказал стрелок. – Если они вломятся в оный нужник, пока ты еще здесь, то ты – такое у меня чувство – останешься здесь очень надолго. И вскоре – в обществе трупа.
Эдди вытащил нож из ножен. Не старинный; больше, чем старинный; больше, чем древний. Лезвие, отточенное почти до невидимости, казалось, впитало в металл все века.
– Да, видать, острый, – сказал он, и голос у него дрогнул.
– На верхней площадке трапа будет стоять агент нашей авиакомпании, который сообщит вам все необходимые сведения, мэм, – сказала Джейн.
– Ну, уж не знаю, почему вы не можете дать мне все необходимые сведения, – возразила старушка. – На этом вашем трапе все еще полно народу.
– Проходите, пожалуйста, сударыня, не задерживайтесь, – сказал капитан Макдоналд. – У нас тут возникла проблема.
– Что ж, прошу прощения, что я вообще еще не умерла, – обиженно сказала старушка. – Я, как видно, просто свалилась с катафалка.
И прошествовала мимо них, задрав нос, как собака, учуявшая еще довольно далекий костер, зажав в одной руке дорожную сумку, а в другой – папку с билетами (из нее торчало такое множество корешков посадочных талонов, что впору было подумать, что эта леди облетела почти весь земной шар, меняя самолеты в каждом аэропорту).
– А эта дамочка, пожалуй, больше не станет летать на реактивных лайнерах компании «Дельта», – пробормотала Сьюзи.
– А мне насрать, пусть хоть у Супермена в портках летает, – ответил Макдоналд. – Она последняя.
Джейн метнулась мимо них, огляделась места во втором классе, потом заглянула в главный салон. Там никого не было.
Она вернулась и доложила, что самолет пуст.
Макдоналд обернулся к трапу и увидел, что сквозь толпу проталкиваются два таможенника в форме, извиняясь, но не давая себе труда оглядываться на людей, которых они оттолкнули. Последней из этих людей была та самая старушка; она уронила свою папку с билетами, бумажки рассыпались и летали вокруг, а она с пронзительными криками гонялась за ними, как рассерженная ворона.
– Ладно, – сказал Макдоналд, – вы, ребята, здесь и оставайтесь.
– Сэр, мы – служащие федеральной Таможни…
– Правильно, и я вас вызвал, и я рад, что вы прибыли так быстро. |