— Об этом я знаю и без вас, — сказала Каролина. — Так зачем вы здесь? Чтобы повидаться с Лейбницем?

— Его, к сожалению, нет в городе.

— Ваш приезд связан с гинеями?

— Да.

— В таком случае гинеи как-то указывают на того, кто их чеканит, сэра Исаака Ньютона.

— Лейбниц писал мне, что вашему высочеству ничего не надобно разъяснять — вы до всего доходите сами. Теперь я вижу, что в нём говорила не только гордость наставника.

— В таком случае должна с прискорбием сообщить, что исчерпала свои дедуктивные способности. Я попросила вас отправиться в Лондон и очень рада, что вы это сделали. Вы отыскали сэра Исаака и возобновили знакомство, что воистину достойно восхищения.

— Лишь в той мере, в какой восхищаются ярмарочным фигляром, глотающим шпагу.

— Пфуй! Пересечь Атлантику зимой и войти в логово льва — подвиг Геркулеса. Я очень довольна тем, что вы пока сумели для меня сделать.

— Не забывайте, что ваше удовольствие либо неудовольствие мне безразличны. Я ничего не предпринимал из желания вам угодить. Я взялся за это дело потому, что наши цели до определённой степени близки, и вы обеспечили меня некоторыми средствами для их достижения.

Теперь Каролине пришлось подставить лицо брызгам, чтобы остудить жар — так клинок закаляют в воде, чтобы он не разлетелся вдребезги от первого же удара.

— Я слышала, в Англии ещё есть такие, как вы, — сказала она наконец, — и рада, что мы поговорили наедине и загодя, чтобы не омрачать свои первые недели в вашей стране возгласами: «Отрубить ему голову!» по нескольку раз каждый день до завтрака.

— Сейчас вопрос в том, будете ли вы, София либо Георг-Людвиг вообще править Англией, — сказал Даниель Уотерхауз, — или толпа якобитов потребует отрубить голову вам!

Мысль была скорее интересная, чем пугающая. Принцесса Каролина совершенно позабыла свой гнев.

— Разумеется, я знаю, что в Англии много якобитов, — сказала она. — Однако закон о престолонаследии действует с 1701 года. Наше право на престол неоспоримо, ведь так?

— Мы отрубили голову Софииному дяде. Я собственными глазами видел его казнь. Для неё имелись веские основания. Однако казнь монарха имела непредвиденные последствия. Головы принцесс и принцев стали мячами, которые пинают по полю более сильные или более ловкие игроки. Верите ли вы слуху, будто Софию-Шарлотту отравили?

— Об этом мы говорить не будем! — воскликнула Каролина. Сейчас она и впрямь приказала бы отрубить ему голову, будь рядом стража, или даже отрубила бы сама, случись у неё в руках острый предмет. Видимо, гнев ясно отразился на её лице, потому что Даниель Уотерхауз поднял седые брови и заговорил голосом таким тихим и вкрадчивым, что его слова, как сахар, растворялись в плеске волн у края водоёма.

— Вы забыли, что я дружен с Лейбницем. Он передал мне любовь к этой замечательной женщине. Я разделяю его скорбь. Скорбь и гнев.

— Он считает, что её отравили?

Это была одна из немногих тем, которые Лейбниц отказывался обсуждать с Каролиной.

— Важна не столько причина её смерти, сколько последствия. Если хотя бы половина того, что о ней говорят, правда, она превратила Берлин в протестантский Парнас. Литераторы, музыканты, учёные съезжались в Шарлоттенбург со всех концов Европы. Однако она умерла. Недавно за ней последовал её супруг. Прежний король Пруссии посещал оперу, нынешний играет в оловянных солдатиков… Вижу улыбку на лице вашего королевского высочества. Родственная слабость к кузену, любителю парадов и шагистики, полагаю. Однако тем из нас, кто чужд семейному умилению, не до смеха. Ибо война окончена, большая часть великих споров разрешена, в области разума победила натурфилософия и — сейчас, в эту самую минуту — в некой великой книге пишется новая система мира.