— Я согласна с бароном фон Лейбницем. Тем не менее всё золото в Англии! Его добывают в испанских и португальских рудниках, однако оно стекается, как по волшебству, в Лондонский Тауэр.

— Стекается, — повторила Каролина. — Движется, как вода.

София кивнула.

— И англичане так к этому привыкли, что слова «движение» и «деньги» стали для них синонимами.

Каролина сказала:

— Это и есть ответ на ваш вопрос — как бедная страна побеждает богатые?

— Да. Не накапливая богатство в том смысле, в каком богата Франция…

— Виноградники, поля, крестьян и коров…

— А придавая новый смысл самому слову «богатство».

— «Движение»!

— Да. Барон фон Хакльгебер сказал, что мысль на самом деле не так уж и нова. Генуэзцам, флорентийцам, аугсбургцам, лионцам она известна уже не одно поколение. Голландцы построили на ней небольшую империю. Однако англичане, не имея иного выбора, довели её до совершенства.

— Вы дали мне новую пищу для размышлений.

— Вот как? И что же ты теперь думаешь о наших перспективах?

Для Софииного поколения монархов вопрос был бы возмутительным, абсурдным. Наследнику трона не пристало думать о собственных перспективах. Он вступает в свои права, как луна вступает в новую фазу, в соответствии с законами естества. Теперь всё переменилось, и София, надо отдать ей должное, сумела приспособиться к новому положению вещей, в то время как многие её сверстники перешли от неведения к негодованию, а от негодования к старческому маразму, так и не поняв, что произошло.

Каролина ответила:

— Мне нравится ловкий трюк, посредством которого англичане обставили сильные державы, изменив само понятие богатства. Благодаря этому мне не надо, как бедной Элизе, выходить замуж за какого-нибудь Бурбона и влачить дни в Версале или Эскориале. Однако меня пугает неустойчивость. Говоря словами одного моего мудрого знакомого, создаётся новая система мира. Причем создаём её не мы, а какой-то чудной натурфилософ в дымной лондонской лаборатории. Теперь мы должны жить по законам этой новой системы, которые не вполне ясны. И я боюсь, что покуда англичане проделывают фокус с деньгами, чтобы получить временное преимущество, им самим готовят сходный кунштюк.

— Вот именно! И ты как раз подвела к сути того, что пишет мне Анна! — София несколько раз сердито хлопнула веером по ненавистному посланию.

В тот же миг стена деревьев у них за спиной вздохнула под ударом холодного ветра. Суставы герра Шварца не обманули: погода портилась. Деревья накренились, словно желая укрыть женщин своими кронами, град бурых листьев и веточек зашуршал по траве. София, менее кого бы то ни было склонная принимать каждый пук за раскат грома, словно ничего не заметила. Может быть, её полностью захватил разговор. А может, ей было здесь так покойно, что она не нашла в себе сил тревожиться.

Раз София не пожелала говорить о погоде, грубо да и бесполезно было заводить об этом речь. Каролина ограничилась тем, что пригнулась от холодного ветра, обняла руками колено и взглянула на небо. Потом спросила:

— Королева пишет о деньгах?

— Не глупи. Она слова такого не знает. А если бы и знала, не стала бы писать о столь вульгарных материях. Письмо о семейных делах. Некоторые абзацы посвящены твоему супругу.

— От этих слов у меня мороз по телу хуже, чем от холодного ветра.

— Она называет его английскими титулами: герцог Кембриджский, граф Милфорд-Хейвенский, виконт Норталлертонский, барон Тьюксбери. — София с яростным удовольствием читала непривычные имена.

— Вы меня дразните, не рассказывая, что в письме.