Так или иначе, половина слов утонула в шуме. Казаки вырвались на волю, охота началась, Ротерхит наполнился криками и воплями. Пётр недвусмысленно велел Кикину заткнуться. Тот огляделся с мольбой. Даниель на миг поймал взгляд царя и заговорил, обращаясь к пряжке царского пояса:
— Закон в этой стране так снисходителен к преступникам, и общественный порядок пребывает в таком упадке, что даже если бы ваше царское величество привезли целый полк казаков и велели перебить всех на милю вокруг, такая мера не смогла бы обеспечить безопасность верфи мистера Орни после захода солнца, коли уж о золоте стало известно толпе. Его следует перевезти в надёжное место, вызвать фургоны или…
Он кивнул на русскую галеру.
— Предложение доктора принято, — сказал Кикин после того, как перевёл слова Даниеля и получил ответ. — На галере есть ещё золото — плата мистеру Орни за корабли, буде они пройдут инспекцию, а также Двору технологических искусств за следующую стадию работ. Всё следует доставить в различные надёжные места. Царь повелевает, чтобы особое золото с «Минервы» перенесли на галеру незамедлительно. Затем мы все вместе двинемся в Лондон.
Ван Крюйк передал услышанное своей команде. Орни тем временем сказал:
— Как ни желал бы я в душе, чтобы ротерхитские канавы заструились кровью бродяг, я почтительно прошу брата Петра вернуть косматых молодцов с саблями в границы моих владений.
— Быть по сему, — перевёл Кикин ответ царя, хотя Даниелю показалось, что тот несколько уязвлён. Но тут лицо Петра свела судорога — результат какого-то нервического сбоя, и разговор иссяк.
Биллинсгейтский док. Тот же день, позже
Пётр увидел перед весами Биллинсгейтского дока вереницу угольных возов и решил, что удобнее везти золото на них, чем в хлипких пролётках и портшезах, которые сновали по набережной, как тараканы. Итак, рыбная и угольная торговля встала на час, пока галера втискивалась в Биллинсгейтский док. Для всякого, кроме заезжего русского царя, затея кончилась бы плохо. Походи он хоть немного на англичанина, рыботорговки растерзали бы его в клочья. Даниель, в котором англичанин безошибочно угадывался с первого взгляда, был ни жив ни мёртв от страха. Однако царь решительно перемахнул с галеры на пристань и через тридцать секунд уже сидел на козлах пустого угольного воза, сжимая в руках вожжи. Кучер, заметив приближающегося великана, просто швырнул их ему в лицо, а сам спрыгнул на мостовую. Позже он кинул царю кнут. Даже рыботорговки вели себя на удивление покладисто: они побросали свои лотки и выстроились вдоль пристани, чтобы любоваться представлением. Как понял Даниель, спасло Петра не то, что он царь (об этом никто не знал), а зрелищность его появления. Торговок не смущали убытки — заработанное сегодня всё равно потратится завтра, зато о событии, которое они сегодня увидели, можно будет рассказывать до конца жизни. Более того, здесь был рынок, а не дворец, не парламент, не университет и не церковь. Всякая стезя притягивает людей определённого сорта. Рынок выбирают те, кто умеет быстро соображать и легко приноравливается к новому. У кучера было десять секунд на то, чтобы выбрать правильный образ действий. Однако он принял решение и скорее всего не прогадал: Даниель видел по крайней мере один кошель, переданный кучеру кем-то из свитских.
Они проехали по улицам Лондона на возу, предназначенном для угля, а сейчас скрипящем под тяжестью золота, казаков и натурфилософов. Груз немного полегчал на Треднидл-стрит, где золото, предназначенное для оплаты кораблей, положили в Английский банк на открытый мистером Кикиным счёт. Затем Даниелю пришлось сесть на козлы рядом с Петром, чтобы показывать дорогу к Клеркенуэлл-корту.
Кикина сослали в дальний конец воза, и тот углубился в беседу на русском языке с Соломоном Коганом и каким-то придворным, очевидно, имеющим вес в вопросах финансовых. |