Разведчик и контрразведчик имеет дело с разными массами людей, поэтому должен прекрасно разбираться и в различных свойствах этих масс. И отлично разбираться в людях, знать все тонкости психотипов человека… если хочет подольше прожить при такой беспокойной «работе». Преподаватели французского, немецкого, английского, японского, шведского и финского пытались вдолбить нам начальные знания этих стратегически важных иностранных языков – но только тем из нас, кому они давались. Языковые занятия проходили уже после ужина – «на сладкое». Главное потом – доползти до своей койки.
Многим слушателям Курсы открывали глаза и на общую культуру, особенно на культуру поведения, вплоть до умения вести себя прилично – за столом, в помещении, на улице, в аудитории и… в туалете. Обучение этой «дисциплине» нередко приводило в отчаяние наших преподавателей: «разруха» в головах преодолевалась зачастую труднее, чем тайнопись или шифрование. Но идейный вдохновитель и начальник Курсов твердо стоял на своем: пролетарские кадры большевистских спецслужб должны быть во всем на высоте. Он жестоко карал тех, кто нарушал внутренний распорядок, навсегда отучив любителей харкать на пол, мочиться куда попало, материться, горланить непристойности и манкировать личной гигиеной от этих и прочих дурных привычек. Он видел их «аристократами» военной разведки Красной армии и сделал все, чтобы выпускники Курсов стали настоящими профессионалами в своем деле.
* * *
«Венец каждой человеческой жизни есть память о ней, – высшее, что обещают человеку над его гробом, это память вечную. И нет такой души, которая не томилась бы втайне мечтою об этом венце».
Иван Бунин «Ночь»
Двадцать лет спустя
Озорные лучи весеннего солнца, пронзив густые кроны вековых корабельных сосен, добрались до потаенных уголков сада, неся погибель почерневшим от горя сугробам. Смолистый дурманящий воздух, тягучий, струящийся, обволакивал, будоража все живое. Радостный птичий гомон возвещал новый виток нарождающейся жизни. Легкий ветерок, заигрывая с клейкими листочками сирени, которые раньше всех вырываются из тесных объятий упругих почек, напоминает о том, что вскоре вся округа наполнится душистым ароматом бело розово фиолетовых гроздьев. Навострили зеленые ушки ландыши, обрадовались теплу вездесущие тюльпаны и нарциссы, а на старой клумбе, обрамленной кирпичными обломками, проклюнулись бордовые носики пионов, тесня любопытные первоцветы. Кусты смородины и крыжовника растопырили корявые ветви с салатовыми бусинками, обещая новый урожай. Голенастые яблони, стесняясь своей невзрачной наготы, застыли в ожидании бело розового кружевного покрова. Наконец то сад восстал от зимней спячки! Хозяева! Пора на выход с лопатами и граблями!
На высоком крыльце когда то респектабельной, но уже поблекшей зимней дачи, с трудом пережившей военное лихолетье, на майском солнышке о бренности бытия размышляли двое: «Какое счастье утром встать и жить на свете продолжать!» Доведется ли им встретить еще одну весну? Кто знает… Надо успеть насладиться этой… Эти двое так давно жили вместе, что казались окружающим единым целым. Оба седые, тяжелые на подъем, страдающие «сердечным кашлем», аритмией и ревматизмом, они смотрели на окружающий мир с одинаковым выражением брезгливого равнодушия старых импотентов. Они понимали друг друга с полувзгляда и уже давно не тратили силы на пустозвонство, разговаривая молча. Они даже двигались синхронно, и вздыхали, и кряхтели одновременно. А в последние годы и внешне сделались похожими, словно близнецы. Была у них в доме еще старуха хозяйка, жена старшего из них, которой они позволяли себя кормить и обихаживать, но в свой мирок ее не допускали. Им было достаточно друг друга. |