Немногочисленное старое офицерство и профессионалы царской охранки, перешедшие на службу к Советам, полагая, что Родину не выбирают и при любой власти, нравится она тебе или нет, ее нужно защищать, не могли обеспечить безопасность в стране. Оставалось одно – срочно готовить новых спецов, преданных делу революции, проверенных большевиков. Ленин говорил, что главное – это надежность кадров, а профессионализм – дело наживное. Осенью 1918 года при нашем Регистрационном управлении открылись Курсы разведки и военного контроля – первое учебное заведение для подготовки элиты пролетарских военных разведчиков и контрразведчиков. Начальником Курсов стал их создатель и идеолог – бывший царский офицер.
Начальником типографии я, конечно, не стал. Меня, как человека грамотного, направили на учебу на эти Курсы, оценив по достоинству мои титанические усилия на типографском фронте и какой никакой военный опыт. Так в тридцать один год мне пришлось вновь сесть «за парту». Нарядный одноэтажный дом с мезонином начала XIX века на Пречистенке, украшенный лепниной и шестиколонным портиком, горделиво ступал на тротуар, демонстрируя улице свою ампирную роскошь. Я сначала немного растерялся: разве могут такие важные Курсы располагаться в одном из самых «буржуйских» районов Москвы? А как же революционный аскетизм, провозглашаемый большевиками? Почему не боевая фабричная Красная Пресня? Но у парадного подъезда особняка мелькнули островерхие шлемы со звездами – и я понял, что не ошибся адресом. Отмахнувшись от назойливых вопросов, я шагнул в неведомое.
Курсы разведки и военного контроля
Оказалось, что для поступления на Курсы одной политической подкованности мало – нужны еще и знания. Народ тут собрался разношерстный: прибывшие с фронта по разнарядке – начинающая агентура, выпускники царских военных училищ или революционных инструкторских курсов, а также рабочие, отличившиеся в боях за революцию, партийные выдвиженцы и те, кого рекомендовали всевозможные руководители (протекционизм процветал точно так же, как и при царе). Треть претендентов отсеяли сразу: среди направленных на учебу оказалось много малограмотных, людей случайных, а то и просто авантюристов. Рядом со мной в приемной ожидали вызова трое молодцев в косоворотках и сапогах гармошкой, которые всячески подчеркивали свою «бывалость»: громко похвалялись агентурными подвигами, поглядывая по сторонам: всем ли слышно? В выражениях не стеснялись, смачно сплевывая на пол и злорадно втаптывая окурки в пушистый ковер, будто мстили ему за что то.
Их вызвали первыми. Члены комиссии, в основном военные, во главе с начальником Курсов сидели за длинным столом, покрытым зеленым бильярдным сукном, на котором громоздились папки с делами поступающих.
– Комиссия рассмотрела ваши документы и результаты вступительных испытаний, – начал секретарь. – И у нее возникли сомнения в вашей компетентности…
– В чем, в чем? – перебил его самый нахальный, цыкнув зубом. – Каки таки сомнения? Па а звольте! У нас мандат! Должны принять! Мы за революцию жизню клали, а ты, буржуй недорезанный, ух, попался бы мне в другом месте! Я б тя, золотопогонника, прижа ал!
– Сомнения в вашей способности к обучению на наших Курсах, – бесстрастно ответил секретарь, прибавив металла в голосе.
– Это вы то нас решили учить, как разведку делать? – ощерились молодцы. – Да мы сами вас чему хошь научим! Давай документ – талоны на жратво и обмундировку. Нам сказали – тут на полное довольство ставють.
– Учите, так и быть! – миролюбиво разрешил самый нахальный, почуяв, как уплывает выпавшее им счастье хоть и временного, но спокойного столичного бытия вместо непредсказуемого фронтового существования, и победно оглядываясь на дружков: «Во, как я их!»
Документ им дали: «Вернуть по месту службы как не выдержавших испытания». |