|
Проводит пальцами по висящему на стуле пиджаку, садится и прижимается к нему лицом. На душе у нее тревожно.
Картина вторая
Комната Джерри
Наступил май, уже почти лето. Жаркие, душные сумерки. Прошло уже восемь месяцев с тех пор, как началась эта история. Снова в обеих комнатах настежь открыты окна — комната Джерри на верхнем этаже — и слышен гул уличного движения. В комнате Гитель почти ничего не изменилось, только на столе уже нет книг и бумаг Джерри, с ночного столика исчезли лекарства, кровать застелена. В комнате Джерри — полный разгром. Укладка в разгаре, ни одна вещь не стоит на своем месте, повсюду ящики и картонки. Джерри в кухне, скинув пиджак, завертывает посуду в газеты. Гитель в комнате — босая, опять такая же, как прежде, но с налетом грусти на глазах — укладывает в картонку белье. Некоторое время оба молча занимаются своими делами, потом Джерри окликает Гитель; голос у него унылый, как, впрочем, и у нее.
Джерри: Как быть с этими кастрюльками, детеныш? Запаковать их отдельно?
Гитель: Отдельно от чего?
Джерри: От тарелок.
Гитель: Должно быть. То есть, конечно, да.
Снова молча продолжают укладываться. Оба устали от этой нудной возни, оба подавлены, но ни один не признается в этом их окружает атмосфера недоговоренности. Гитель становится на стул, чтобы снять занавеску, закрывающую угол, где висит одежда. Нечаянно задевает палку, на которой еще висят какие-то вещи. Палка срывается с подпорки и падает.
(подхватывает ее на лету) Джерри, сюда, скорей!
Джерри (бросает то, что у него в руках и бежит в комнату): Что с тобой?
Гитель: Опять эта проклятая палка. Ничего особенного.
Джерри (с облегчением): О, а я думал, что ты… (внезапно умолкает и, взяв из ее рук палку с одеждой, кладет на кушетку) Так мне и не удалось приделать ее как следует. Впрочем, у меня было внутреннее убеждение, что никакая сила не заставит ее держаться на месте, хотя и нужно-то было всего два гвоздя и… (замечает ее грустный пристальный взгляд) Ты что?
Гитель: Ничего.
Смотрят друг на друга, явно чего-то недоговаривая. Потом Джерри берет ее за талию и снимает со стула.
Джерри: Стой лучше на полу, белка.
Гитель (раздраженно): Это почему?
Джерри: Потому что я взбирался на пик Лонга четыре раза. Я привык к высоте. (становится на стул и отцепляет занавеску от двери)
Гитель: Думаешь, я разобьюсь? Не будет такого счастья.
Джерри (снова глядит на нее пристально): Что значит эта жизнерадостная фраза?
Гитель: Я хотела сказать — несчастья.
Джерри: А! Я думал, ты хотела сказать — счастливого несчастья.
Гитель: Пик Лонга — это что?
Джерри: Гора в Колорадо. Четырнадцать тысяч футов; вверх — на четвереньках, вниз — на чем придется.
Гитель (после паузы): Подумаешь, я подымалась на крышу Импаир Отель Билдинг девятнадцать раз.
Джерри (улыбается, качая головой, и протягивает ей занавеску): Держи.
Но Гитель задумчиво направляется в кухню.
(поглядев ей вслед, швыряет занавеску на кушетку, где лежит теперь голый матрац, и оглядывает занавеску на окне) Эту тоже снять?
Гитель (из кухни): Какую?
Джерри: Ту, что на окне?
Гитель: Ты-то хочешь ее снять?
Джерри (недоуменно): Отчего же не снять.
Гитель: Ну и снимай!
Джерри (нахмурясь): Откуда у тебя эта горечь?
Гитель: Не знаю. Нашла на полке.
Джерри: Что?..
Гитель: Миндаль. Он оказался горьким. (появляется с горстью миндаля) Хочешь попробовать?
Джерри: Я спрашиваю, чем ты огорчена? (переносит стул к окну и снимает холщовую занавеску)
Гитель: Я?.. А ты чем?
Джерри: Я первый спросил. |