Джипси смахнула с глаз пару слезинок.

— Вот Лантене, — сказала она внезапно, — тот другое дело. Тот мне не сын, хотя тоже зовет меня матушкой. Он и впрямь найденыш. Отец его парижанин… теперь уже умер…

Рагастен только рукой махнул: он уже знал, что хотел.

Он встал, пошарил в кошельке и подал цыганке пригоршню золотых монет. Та приняла, рассыпаясь в благодарностях.

Оставим теперь Рагастена, который в глубоких раздумьях шагал теперь ко Двору чудес, чтобы встретиться с Манфредом и поговорить. Об их разговоре мы еще расскажем.

Цыганка же, когда шевалье от нее ушел, села за стол и тоже задумалась.

— Могла бы я, — шептала она про себя, — и правду сказать сеньору де Рагастену. Многих бы тогда осчастливила. А мне тогда что было бы с их счастья? Вот скажи я, положим, шевалье: «Верно, Манфред — ваш сын. Я украла его, чтоб угодить синьоре Лукреции Борджиа». Сказала бы — и что бы из того вышло? Манфред вскоре ушел бы отсюда вместе с отцом. Ну и кто мне скажет наверняка, что он и Лантене не захотел бы с собой увести? Да и в самом деле не увел бы? Да какое мне дело до чужого счастья и несчастья? О моем-то счастье разве хоть раз кто позаботился? Подумал разве кто-то, какие слезы я лью с тех пор, как на моих глазах повесили моего сына?

Она крепко обхватила голову руками. При мысли о сыне она вся так и задрожала.

— Увести Лантене! — прошептала она сквозь зубы. — Да что со мной будет, если не останется при мне сын Монклара, чтоб отомстить ему!

Она встала и подошла к окну, выходившему на Двор чудес.

Посреди площади у большого костра она увидела собрание старшин и среди них Лантене.

Манфред же стоял в сторонке с Рагастеном.

Увидав Лантене, Джипси содрогнулась, и в глазах ее сверкнул огонь дикой ненависти.

Но не Лантене она ненавидела. Ее свирепая ненависть была обращена на отца Лантене — великого прево Парижа графа де Монклара.

Покуда шел бой, Джипси стояла у раскрытого окна и слушала звуки, доносившиеся из темноты. В исходе боя она не сомневалась. Королевское войско побьют, а с ним и Монклара. Это было глубокое ее убеждение; в это она веровала.

Монклар непременно должен быть побежден, чтобы ярость его возросла! Непременно великий прево должен был дойти до ненависти к собственному сыну!

Когда все закончилось, когда она узнала, что королевские солдаты отбиты со всех трех сторон, спокойно закрыла окно и сказала:

— Я знала, что так все и будет!

Теперь она с любопытством наблюдала за собранием старшин и находила странным, что совет длится так долго.

— Неужто еще не кончено? — прошептала она.

Она вышла на улицу и подошла к костру, где под открытым небом, согласно обычаям и привычкам Двора чудес, проходил совет.

Говорил как раз Лантене. Говорил он вот что:

— Если мы, по вашему суждению, предадим его смерти, нам грозят самые страшные беды. Послушайте меня, не делайте так, воспользуйтесь случаем, чтобы утвердить свои вольности. Возьмите с него официально подтвержденное обещание ничего против нас не затевать и отпустите. Или вы думаете, что король оставит его смерть безнаказанной? Завтра же будет новая битва и, возможно, случай тогда обернется не в нашу пользу. А если вы отошлете его живым, не сделав никакого зла, то король не только два раза подумает прежде, чем снова напасть на людей, которые так хорошо защищаются, а еще и зауважает вас за великодушие, да и пленник будет вам признателен.

Джипси насторожилась: о ком он говорит?

Она тронула за локоть бригадира, стоявшего рядом:

— Брат, о каком пленнике они говорят?

— А ты разве не знаешь, старуха Джипси?

— Я одно знаю: моих деточек в этом бою не ранило, не убило — того мне и довольно.