— Но так и должно быть, — возразил он. Тут его внимание переместилось на меня. Сначала оно было вежливо-неопределенным, потом во взгляде появился живой интерес. — Это же наша врачевательница, не так ли? — сказал он. — Помощница прорицателя? Значит, ты теперь одно из приобретений моего отца?

Я молча кивнула, и он снова улыбнулся:

— Думаю, он сделал хороший выбор. — Не сказав больше ни слова, он зашагал дальше.

Я жадно смотрела ему велел, пока он не исчез из виду, потом понуро пошла рядом с Гунро.

— О боги! — застонала я. — И это ж надо было, чтобы он увидел меня в таком плачевном виде! Что он подумает обо мне?

Гунро проницательно взглянула на меня.

— Он вообще не будет о тебе думать, — спокойно сказала она. — Почему он должен о тебе думать? И ради себя самой ты не должна даже помышлять о нем, иначе попадешь в беду.

Я не ответила. Когда мы пришли в сад, я бросилась в бассейн, будто в битву с врагом, яростно скользя сквозь толщу воды, пока кровь не застучала в висках. Пришло время сделать фараона моим рабом.

В тот же день через Неферабу я попросила встречи с Хранителем. Я ожидала, что он сам навестит меня, но мне ясно дали понять, кто я есть, когда Неферабу вернулся и сообщил, что, хотя Хранитель очень занят другими делами, он все же будет рад видеть меня в своем кабинете незадолго до наступления сумерек. Теперь, когда решение было принято, мне хотелось поскорее начать действовать. Я раздраженно выслушала сообщение, потом послала за гаремным писцом, чтобы скоротать время, диктуя письма семье и Гуи. Никому из них я не сообщила ничего существенного, потому что была уверена, что, прежде чем отправиться к адресатам, все письма из гарема проходят через руки Хранителя. Я надеялась, что Гуи, может быть, навестит меня или, по крайней мере, если его вызовут осмотреть кого-нибудь во дворце, придет взглянуть, как я поживаю. Однако до сих пор не было ни его самого, ни вестей от него.

На закате явился посыльный, чтобы сопровождать меня к Амоннахту. Борясь со своей гордостью, я неохотно последовала за ним; мы направились к самой дальней стене резиденции, миновали охраняемые ворота и вышли на обширный утоптанный двор. У дальней стены виднелся длинный ряд помещений и рядом с ними кухня. Скорее всего это были комнаты слуг гарема. Но мы круто свернули направо, немного прошли вдоль внутренней стены, потом, еще раз повернув направо, прошли сквозь толпу солдат, которые внимательно осмотрели нас.

Потом мы оказались в огромном саду, дорожка вскоре свернула влево, к ряду больших келий. Двери были открыты. Во всех кельях за столами сидели писцы и строчили под диктовку, повсюду были навалены свитки; я предположила, что это кабинеты управляющих различными службами дворца. С другой стороны сквозь деревья мне удалось рассмотреть массивную стену огромного здания. Отчаянно пытаясь определить свое местонахождение, я решила, что это уже собственно дворцовая территория и я нахожусь в самой сердцевине власти. Не могу скатать, что зрелище особенно впечатлило меня. Маленький посыльный остановился перед одним из кабинетов. Постучав в открытую дверь, он объявил о моем приходе, поклонился хозяину кабинета и поспешил прочь. Я не стала ждать приглашения и вошла.

В кабинете царил идеальный порядок. На столе лежали только писчая дощечка и футляр с кистями, вдоль стен тянулись дюжины круглых, открытых с одного конца гнезд для свитков, а больше там особо ничего и не было. Я на миг задумалась, где здесь могло храниться мое соглашение и что еще обо мне у них здесь записано. Должно быть, это грандиозный труд — собирать данные обо всех женщинах гарема. Мой осмотр продолжатся всего несколько секунд, потому что Амоннахт уже поднимался из своего кресла.

— Приветствую тебя, Ту, — невозмутимо обратился он ко мне. — Могу я предложить тебе вино или инжир? И какие у тебя просьбы ко мне?

Помня о предупреждении Гуи, я отказалась от угощения.