— Полагаю, что я исполнила обязанности наложницы с умением, достойным всяческих похвал, — холодно возразила я, и наградой мне был резкий прилив крови к его щекам. — В конце концов, это была другая сторона заключенного соглашения, не правда ли, Могучий Бык? И ты однозначно признал исключительное качество моих услуг, даровав мне титул и маленькое поместье. — «Осторожнее, — сказала я себе. — Не заходи так далеко». — Ясно, что мой царь не желает больше иметь со мной ничего общего теперь, когда я оказала ему высшую честь, произведя на свет царственного сына, — продолжала я, — но мои чувства подсказывают мне, что исполненное мной заслуживает большей награды, чем золотая безделица, усыпанная лунными камнями. Разве не так?

Теперь он сидел совершенно прямо, тяжело дыша и упираясь в стол сжатыми кулаками.

— Я могу приказать высечь тебя за это! — закричал он. — Как ты смеешь обращаться ко мне в таком тоне! Кем ты себя вообразила?

Я подошла совсем близко и уперлась бедрами в край стола.

— Твоим маленьким скорпионом, Рамзес, — тихим голосом сказала я. — Ты ожидал, что я укроюсь под ближайшим камнем, когда ты попытаешься раздавить меня? Я любила тебя, залечивала твои раны, разделяла твои самые сокровенные мысли. А теперь ты отшвырнул меня, как ненужный хлам. Ты знаешь меня, фараон. Как я могу не ужалить?

«Неплохая речь, — подумала я, — и она возымела свое действие». Царь поджал губы и со злостью смотрел на меня, один его кулак разжался, и рука слегка дрожала. Когда я говорила, я не знала, насколько мои слова были криком истинной боли от потери доверия и любви, а насколько расчетливой попыткой вызвать в нем чувство вины. И не хотела знать. Я напряженно ждала, мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, и наконец он первый опустил взгляд.

— Чего ты хочешь? — спокойно спросил он.

— Я хочу вернуться на твое ложе, — настойчиво сказала я. — Хочу, чтобы ты снова вожделел меня!

— Это невозможно. — Он сложил руки. — Я больше не желаю видеть тебя в своей постели. Если ты любишь меня так, как говоришь, позаботься о моем ребенке. В конце концов он служит подтверждением того, что твой царь однажды выбрал тебя из всех, чтобы посеять свое божественное семя, и такая великая честь должна обеспечить тебе высокое положение среди других женщин.

— Высокое положение! — с негодованием воскликнула я. — В гареме дюжины женщин, которые принесли тебе сыновей и дочерей! Подобное высокое положение там так же обычно, как грязь!

Испуганный ропот прокатился у меня за спиной. Я закусила губу. В пылу нашего спора я забыла о людях, что жадно слушали мои обвинения, и фараон, думаю, тоже забыл. Я воздела руки, раскрыв ладони в жесте защиты и извинения, и поклонилась.

— Мой царь, — тихо взмолилась я, — прости мне злые слова. Они рождены в больном сердце. Если владыке больше не требуются услуги его наложницы, позволь мне удалиться в свое поместье в Фаюме. Отпусти меня присматривать за землей и растить урожай, чтобы я могла попытаться восполнить наслаждения твоего ложа более мирными и менее пьянящими объятиями природы.

Сначала он выглядел пораженным, затем нахмурился:

— Ты хочешь бросить своего сына? Нет!

— Я могу взять его с собой, — с жаром сказала я. — Тебе не нужно будет беспокоиться о его воспитании, владыка. Я найму для него учителя. Что касается моей верности тебе, ты можешь послать со мной столько стражи, сколько пожелаешь, чтобы быть уверенным в моем благопристойном поведении.