Но он снова вежливо покачал головой:

— Мне жаль, моя госпожа, но это запрещено. Я лично убедился, что он находится в хороших руках. Кормилица присмотрит за ним, и я уполномочил Ибен заботиться о нем.

Мои брови взлетели.

— Ибен? Наложницу, которую я вытеснила в сердце фараона? Это глупый выбор, Амоннахт, и я решительно протестую! Она не станет заботиться о Пентауру! Она будет дурно обращаться с ним из ревности ко мне!

— Я так не думаю, — мягко возразил Хранитель. — Разве ты теперь не в гораздо худших условиях, чем она была когда-либо? Она в некотором смысле сочувствует тебе и обещала заботиться о Пентауру как можно лучше.

Я закусила губу и сжала кулаки за спиной. Быть вынужденной принять помощь и сочувствие от этой женщины! Это было слишком. Я почувствовала вкус крови во рту и потрогала губу.

— Мне придется довериться тебе в этом, Амоннахт, — сказала я, — но прошу тебя: присматривай за ней. В сердце Ибен много злобы.

— Это все в прошлом, — поправил меня Амоннахт. — Но Ибен многому научилась, с тех пор как ей доверили присматривать за младшими детьми фараона. Она повзрослела. Она изменилась. Я бы не доверил ей Пентауру, если бы это было не так.

Мне не понравились слова, какие он подобрал для ответа. Они заставили меня содрогнуться.

— Надеюсь, ты прав, — мрачно сказала я. — А что с Дисенк? Умоляю, пошли ее ко мне, Хранитель. Она несколько лет была моей правой рукой. Почему ты не допускаешь ее прислуживать мне?

— Это не я, — прямо ответил Амоннахт, — это царевич. Она задержана для допроса.

— На предмет чего? — Во мне вспыхнули одновременно и гнев, и страх; страха было больше. — Все эти обвинения оскорбительны! Я не виновна ни в каких преступлениях! Какие доказательства могут быть предъявлены как повод для обыска моего жилища и допроса бедной Дисенк?

Хранитель подошел ко мне и начал поглаживать меня по плечу, будто усмирял норовистую лошадь. Я отдернула руку.

— Успокойся, Ту, — мягко сказал он. — Если ты и в самом деле невиновна, тогда тебе не о чем беспокоиться. Будет назначен суд, и тебя оправдают.

— Суд? Значит, они, должно быть, что-то нашли. Кто-то дал царевичу ложные показания! О боги, Амоннахт, кто из моих врагов рассчитывает объявить мне приговор? Не оставляй меня, Хранитель дверей! Ты всегда был моим другом. Не дай им уничтожить меня!

Он повернулся и направился к двери.

— Ты была многообещающим приобретением для гарема, — сказал он и постучал в дверь, чтобы стражник выпустил его. — Ты была прекрасной, и решительной, и умной. В тебе я видел возможность для моего царя стать счастливым, и поэтому я оказывал содействие. Но ты была также коварной и холодной, и мне было грустно видеть, как ты пытаешься использовать моего хозяина, которого я люблю и которому служу. Я имею дело со многими женщинами. Я поощряю и наказываю, утешаю и ругаю. Большинство моих подопечных ничем не отличаются от капризных детей, но ты была другая. Если тебя признают виновной, но ты на самом деле невинна — я сделаю все необходимое, чтобы открыть правду и восстановить тебя в милости царя. Я наделен такой властью. Можешь надеяться к закату получить свое имущество.

Стражник открыл дверь и ждал. Амоннахт поклонился, и дверь закрылась за ним с глухим стуком.

Я вернулась на кровать, опустилась на покрытый пятнами грязный матрас, сложив руки на груди. Служанка оставила кувшин с пивом и чашку, но мне совсем не понравился вкус того глоточка, что я выпила за обедом, и я больше не притронулась к пиву. Сдвинув брови, я раскачивалась в глубокой задумчивости, все более осознавая свое бедственное положение.