Джерсен протянул журналистское удостоверение.

– Мистер Генри Лукас, – прочел Наварх, – специальный корреспондент.

Почему вы пришли ко мне? Я теперь не на коне, все успехи в прошлом.

Заброшенный, безнадежный. И почему? Хотел представить правду во всей наготе. А это опасно. Смысл маскируют, чтобы не обидеть читателя, не высмеять его обычаи. Мне есть что рассказать об этом мире, но неприятие росло год от года. Пусть себе живут и умирают, мне до них нет дела. О чем ваша статья?

– О Виоле Фалюше.

Наварх заморгал:

– Интересная тема, но при чем тут я?

– Вы знали его как Фогеля Фильшнера.

– Гм… Ну да. Вообще-то, об этом мало кто знает. – Наварх подлил еще вина. Рука его дрожала. – Чего именно вы хотите?

– Информации.

– Я бы предпочел, – неожиданно взвился Наварх, – чтобы вы получили информацию из первых рук.

Джерсен согласно кивнул:

– Совет хорош, если знаешь, где искать. На Краю Света? Во Дворце Любви?

– Нет. Он здесь, на Земле. – Вся любезность поэта испарилась, он хмурился в раздражении.

Джерсен откинулся на стуле. Его сомнения и неуверенность исчезли.

Фогель Фильшнер и Виоль Фалюш – одно и то же лицо. Здесь, перед ним, сидел человек, который знал обе личины.

Наварх же становился все более агрессивным.

– Есть множество людей куда более интересных, чем Виоль Фалюш.

– Откуда вы знаете, что он на Земле?

Поэт презрительно хмыкнул.

– Откуда знаю? Я – Наварх! – Он показал на облачко дыма в небе:

– Я вижу это и знаю. – Потом кивнул на мертвую рыбу, плавающую кверху брюхом:

– Я вижу это и знаю. – Наконец поднял бутыль с вином и поглядел сквозь нее на солнце. – Я вижу это и знаю.

Джерсен молчал, озадаченный.

– Я не собираюсь критиковать вашу теорию познания, – нашелся он наконец. – Я просто не понимаю ее. У вас есть более достоверные сведения о Виоле Фалюше?

Наварх попытался приложить указательный палец к носу, но промахнулся и ткнул себя в глаз.

– Есть время для бравады и время для осторожности. Я до сих пор не знаю, какую цель преследует публикация статьи.

– Это будет обвинительный документ, строго объективный, без передержек.

Пусть факты говорят сами за себя.

Наварх скривил губы:

– Опасное предприятие. Виоль Фалюш – самый чувствительный человек в мире. Помните принцессу, которая почувствовала горошинку под сорока перинами? Виоль Фалюш может услышать даже фальшивую нотку в ежеутренних песнопениях к Кальзибе. С другой стороны, миры меняются, ковер знаний развертывается. У меня нет причин быть благодарным Виолю Фалюшу.

– Вы полагаете, что его личность носит негативный характер? – пробормотал Джерсен.

Наварх забыл об осторожности. Он отхлебнул вина и вскинул руку в величественном жесте.

– Очень негативный. Будь я у власти, какое наказание я мог бы придумать? – Он откинулся на стуле, вытянул костистый палец, словно указывал на поверженного врага, и размеренным, сухим голосом судьи произнес:

– Погребальный костер, высокий, как гора. На верхушке – Виоль Фалюш. Платформа окружена десятью тысячами музыкантов. Единым взглядом я вызываю пламя. Музыканты играют, пока их мозги не начинают вскипать, а инструменты – плавиться. Виоль Фалюш поет сопрано… – Поэт подлил еще вина. – Потрясающее зрелище, но едва ли мои глаза насладятся. На худой конец пусть эту мразь утопят или отдадут на растерзание львам.