– Это было связано с малым количеством заказов?

– Ну что вы! Спрос на новые суда был невероятным. Постоянно приходилось расширять старые верфи и строить новые, чтобы в срок выполнять заказы на новые быстроходные пароходы. Дело вовсе не в том… – Папастратос сокрушенно покачал головой. – Владельцы судостроительных компаний просто потеряли голову от фантастической прибыли и бесстыдно набивали карманы, жестоко эксплуатируя рабочих. Профсоюзов в Греции в то время еще не существовало. Работа на верфях превратилась в форменное рабство, а жертв этих новых рабовладельцев с каждым днем становилось все больше…

– Как бы там ни было, – продолжал профессор, – но в один прекрасный день Ливанос постучался в мою дверь. Я поразился: он отсутствовал четыре года, и за это время превратился из мальчишки-прожектера, пусть и гениально одаренного, в зрелого мужчину, полного энергии и невероятных идей. Вместе с тем смерть близких оказала на него сильнейшее влияние – уже тогда временами в нем чувствовалась некая одержимость. Фанатический огонек в его глазах свидетельствовал о том, что он всецело поглощен какой-то мыслью. И я не ошибся: Ливанос заручился финансовой поддержкой богатого предпринимателя и начал возводить в Пирее грандиозное сооружение.

– О, теперь я припоминаю, – заметил Гумбольдт, – кажется, я читал об этом в журнале «Попьюлар Сайенс». Он строил какую-то верфь, не так ли?

– Не какую-то, а совершенно конкретную верфь, – поправил профессор. – Верфь, с проектом которой носился еще в студенческие годы. Настоящее чудо техники. В нашем выставочном зале есть модель этого сооружения. Не хотите ли взглянуть?

Спустя несколько минут профессор и четверо странных посетителей входили в экспозиционный зал афинского Политехникума – прославленного технического университета. Оскару еще никогда не приходилось видеть модели кораблей, исполненные с такой невероятной точностью – вплоть до мельчайших деталей и даже заклепок. На борту многих моделей имелись даже экипажи – крохотные фигурки моряков, казавшиеся почти живыми.

– Вот, полюбуйтесь, – произнес Папастратос, останавливаясь перед застекленной витриной высотой в человеческий рост, в которой была представлена некая замысловатая конструкция, в целом напоминающая обыкновенную ванну, окруженную паутиной стапельных лесов. В верхней части модели располагалось нечто вроде командного пункта; за широкими стеклянными плоскостями этого как бы парящего в воздухе здания можно было рассмотреть фигурки начальника верфи и целого штаба его помощников. Но больше нигде не было видно ни мастеров, ни рабочих, ни подсобников. По обе стороны «ванны» были установлены несколько портальных кранов, способных перемещаться по рельсам и поднимать над водой полностью оснащенный корабль. Док верфи открывался таким образом, что в него могло войти судно почти любого размера. Однако Оскару бросилась в глаза одна вещь, назначения которой он совершенно не мог понять.

– А что это за гигантские резервуары, напоминающие поплавки? – поинтересовался он.

– В самую точку, мой юный друг. – Папастратос улыбнулся. – Это – понтоны, обеспечивающие всему сооружению плавучесть. Верфь Ливаноса предполагалось буксировать в открытом море на любые расстояния. Таким образом, вместо того, чтобы ремонтировать суда на суше, верфь просто доставляется к потерпевшему аварию кораблю. Создатель этого небывалого проекта назвал свое детище «Левиафаном».

– Действительно, впечатляет, – заявил Гумбольдт. – Так сказать, автоматизированная мастерская для восстановления кораблей. Но каким образом Ливанос намеревался управлять такой массой механизмов и автоматов?

– Неизвестно.