|
Чиновник все еще держал в руке рекомендательное письмо. Марк-Алем ожидал, что тот скажет нечто вроде «Да, мне известно о тебе, ты принят на работу», или пусть даже и не так, но хотя бы обнадежит, пообещает что-нибудь через несколько недель или в следующем сезоне. Не зря же его многочисленные двоюродные братья вот уже два с лишним месяца предпринимали все возможное для организации этой встречи. А он, Марк-Алем, раньше времени перепугался до дрожи при виде этого высокопоставленного чиновника, которому, вполне вероятно, гораздо важнее поддержать хорошие отношения с его могущественной родней, чем самому Марк-Алему с ним. В ушах его гулким эхом прозвучали строчки из «Chronique» — семейной «Хроники». Самым первым в нашем роду, то есть основателем его, был Мет Кюприлиу из Рошника рядом с Бератом, в Центральной Албании, родившийся в 1575 году. Он согласился занять пост премьер-министра при условии, что султан не будет оспаривать его декреты. Его старшим сыном был Фазиль Мехмет-паша. Он стал премьер-министром, как и его отец. Завоевал Крит и восстановил там османское владычество. Провел кампанию против Венгрии. Выиграл войну с Польшей, отвоевав у той половину Украины.
Глядя на чиновника, Марк-Алем вдруг совершенно успокоился, и в какой-то момент ему показалось, что у него получится даже растянуть кожу на лице в подобии улыбки. И он наверняка бы так и сделал, если бы не произошло нечто совершенно неожиданное. Стоя перед ним, чиновник аккуратно сложил рекомендательное письмо и, пока Марк-Алем ждал от него каких-то одобрительных слов, разорвал письмо на четыре части. Марк-Алем вздрогнул. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, а может, просто ощутил нехватку воздуха, но тут, словно чиновнику мало было просто разорвать письмо, тот шагнул к жаровне и бросил в нее обрывки. Шустрый огонек весело порхнул над углями дремавшей жаровни, седой от тонкого слоя пепла. Затем огонек исчез, оставив после себя трепещущие обугленные останки письма. — В Табир-Сарай нельзя попасть по протекции, — проговорил чиновник, и голос его напомнил Марк-Алему полуночный бой одиноких часов в ночной тишине. Марк-Алем оцепенел. Он не понимал, что ему делать: продолжать стоять, немедленно уйти, рассердиться или же, напротив, просить прощения. Словно прочитав его мысли, коротышка-служащий, который его привел, бесшумно вышел из кабинета, оставив их наедине друг с другом. Они стояли теперь лицом к лицу с двух сторон разделявшей их жаровни. Но продолжалось это недолго. Все так же медленно, как он подошел тогда, когда путь его к жаровне показался Марк-Алему бесконечно длинным, чиновник вернулся обратно на свое место за столом, но не сел. Он только слегка прокашлялся, словно готовясь произнести речь, и, поглядывая то на дверь, то на Марк-Алема, проговорил: — В Табир-Сарай нельзя попасть по протекции, поскольку подобное явление, то есть протекция, противоречит самой сути Табир-Сарая. Марк-Алем ничего не понял. — Не подверженность внешним влияниям, а напротив, борьба с ними, не открытость проникновению извне, но изоляция от него и, таким образом, не протекция, но исключение любых ее видов — вот один из основополагающих принципов Табир-Сарая. Тем не менее ты сегодня принят на работу в этот дворец. Что все это значит? — спросил себя Марк-Алем. Взгляд его, словно для того, чтобы удостовериться лишний раз, упал на обугленные остатки сгоревшего листка на дремлющих под седым пеплом углях. — Да, с этого момента ты считаешься нашим сотрудником, — повторил чиновник, похоже заметивший брошенный Марк-Алемом взгляд. Он сделал глубокий вдох и, опершись на стол (только сейчас Марк-Алем заметил, что вся поверхность стола была покрыта огромным количеством папок с делами), принялся говорить: — Табир-Сарай, или Дворец Сновидений, как его называют на нынешнем языке, является одним из основополагающих учреждений нашего самодержавного государства. |
