Он толкнул дверь и вошел первым. Комната оказалась необычайно длинной и, так же как и другие, была битком набита папками. Более того, целая груда сундуков, возможно из-за нехватки места, стояла прямо на земле. Двое сотрудников копошились в отдалении.

— О чем ваше сновидение? — спросил архивист.

Марк-Алем потрогал рукой листок бумаги, лежавший за пазухой.

— В сновидении говорится о предчувствии многочисленных жертв во время войны.

— Ага, речь идет о сновидениях, увиденных накануне больших столкновений. Они в другом секторе, дальше, но не бойся, мы дойдем и туда. Вот здесь, — архивариус показал рукой на шкафы, стоявшие слева, — «мрачные народы», а вон те, там — «радостные народы».

Марк-Алем хотел было спросить, что это значит, но не осмелился. Архивариус шел посередине комнаты, и Марк-Алем следовал за ним. Тот остановился перед полкой, прогибавшейся под тяжестью папок.

— Здесь конец света в представлении народов, у которых очень ветреные зимы. — Он дотронулся рукой до полки, словно пытаясь выпрямить ее, затем повернулся к Марк-Алему: — Иногда толкователи, спускающиеся в Архив, ведут себя высокомерно и разговаривают сквозь зубы. Ты мне нравишься, помимо прочего, своей вежливостью.

— Спасибо, — сказал Марк-Алем.

Из длинной комнаты в соседнюю вела очень низкая дверь. Запах старой бумаги становился чем дальше, тем все сильнее; казалось, от него спирало дыхание.

— Восстание мертвых, — архивариус показал рукой на одну из стен. — Аллах, ну и ужасы тут… Но неважно, пойдем дальше. Хаос: земля, смешавшаяся с небом, — продолжал объяснять он. — Вот эти все сундуки, стоящие тут. Жизнесмерть или смертежизнь, называй как хочешь. Замыслы жизней женского происхождения. С мужской закваской. Идем дальше. Любовные сновидения. Вся эта комната и еще одна, смежная, битком ими набиты. Экономические кризисы, обесценивание валюты, рента владельцев чифлигов, банки, это все собрано тут. А вот и заговоры. Государственные перевороты, подавленные в зародыше. Хулы на веру.

Марк-Алему казалось, что голос архивариуса начинал звучать откуда-то издалека. Порой, особенно когда они шли по галереям, переходя из одной комнаты в другую, он уже плохо различал слова. Каменные арки заглушали их дребезжащим эхом.

— Теперь… перь… перь… увидим… дим… дим… сновидения о рабстве… стве… дения… стве…

Скрип дверей, сквозь которые они проходили, вызывал дрожь, пробирая Марк-Алема до мозга костей.

— Сновидения первоначальной эпохи рабства, — архивариус обвел рукой стены, — или, как их еще называют, «сновидения первичного рабства», чтобы отличать их от более поздних, то есть глубокого рабства. На самом деле они совершенно разные. Это как с первой любовью, которая отличается от остальных, хе, хе. А вот отсюда и до самого конца комнаты папки с великими кошмарами.

Великие кошмары, повторил про себя Марк-Алем, не сводя глаз с сундуков. Доколе же ему бродить по этому аду?

— Вчера тут рылись до самой поздней ночи баш-эндероры, — архивариус понизил голос. — Удивляться нечему, потому что здесь можно найти самые жуткие кошмары, начиная с тех, что некоторые народы в последнее время называют своим «национальным возрождением», ты понимаешь, воскрешение не одного мертвеца, а целого народа, и заканчивая такими, что и язык не повернется рассказать. Ну да ладно, пойдем дальше. А вот и комната, которая нужна тебе. Сновидения накануне кровопролитий, если не ошибаюсь, верно?

— Да, — подтвердил Марк-Алем.

— Вот в этом ряду их папки. Здесь вообще все сны, увиденные ночью накануне великих битв, частично даже на рассвете.