Это означало, что целый день она провела, трясясь от страха, вдруг я вздумаю предупредить мужа или выкину еще какой-нибудь фортель. И я решил продолжать игру.

— Ты назвала меня Уолтер. Как зовут тебя?

— Филлис.

— Филлис, можно подумать, оттого, что я обо всем догадался, ты откажешься от своей затеи. Нет, ты доведешь дело до конца, и я помогу тебе.

— Ты?!

— Я.

Снова я застиг ее врасплох, только на этот раз она даже не пыталась сыграть оскорбленную невинность.

— В таком деле не может быть сообщников. Это невозможно.

— Невозможно? Тогда послушай, что я сейчас тебе скажу. Тебе необходимо найти сообщника. Конечно, в идеале такие делишки лучше проворачивать в одиночку, чтоб ни одна душа на свете не знала, это уж точно. Но загвоздка в том, что одной тебе не потянуть. Не потянуть, потому что придется иметь дело со страховой компанией. Тебе нужен помощник. И никто не поможет лучше человека, знающего все ходы и выходы в страховом деле.

— А тебе зачем? Чего ты хочешь?

— Тебя. Это первое.

— Что еще?

— Денег.

— Ты хочешь сказать, что… предашь свою компанию и сделаешь это ради меня и денег, которые мы получим?

— Именно. Совершенно верно. А тебе советую впредь не вилять, а говорить прямо, как есть, потому что если я начну дело, то доведу все до конца, и промашек быть не должно. Но мне нужна информация. Все подробности и детали. С этим… не шутят.

Она закрыла глаза и вдруг заплакала. Я обнял ее и похлопал по спине. Смешно — после всего, о чем мы тут говорили, я утешал ее, словно малого ребенка, потерявшего пенни.

— Прошу тебя, Уолтер, пожалуйста! Не позволяй мне. Мы не должны… Какое-то безумие…

— Да, безумие.

— И все равно мы сделаем это, я чувствую.

— Я тоже.

— Ты знаешь, к тому нет никаких причин. Он относится ко мне прекрасно, как только может относиться любящий муж к любящей жене. Я не люблю его, но ничего дурного он мне не сделал.

— И все равно ты на это идешь.

— Да. И помоги мне Бог. Потому что я все равно сделаю это.

Она перестала плакать и какое-то время молча лежала в моих объятиях. Затем очень тихо, почти шепотом, сказала:

— Он несчастлив. Для него будет лучше, если он умрет.

— Вот как?

— А разве нет?

— Не думаю. Не так уж плохи его дела.

— Знаю, знаю. Ты прав. Я сама стараюсь убедить его в том же. Но во мне сидит что-то такое… Я не знаю, как назвать. Может, я ненормальная. Во мне есть что-то, что любит смерть. Иногда мне кажется, я сама — смерть. Смерть в алом саване, летящая в ночном небе над землей и такая прекрасная… И печальная. И желающая осчастливить весь мир, всех-всех, кто его населяет. Унести их к себе, в ночь, от горестей и тревог, от несчастий. Ужасно, Уолтер. Я знаю, что ужасно. Я стараюсь это внушить себе. Но мне… почему-то не кажется это ужасным. Мне кажется, что я действительно хочу сделать ему как лучше. Только вот он не понимает. А ты понимаешь меня, Уолтер?

— Нет.

— Никто не понимает.

— Но мы все равно сделаем это.

— Все, до конца.

— Все, до конца.

Через день или два мы вновь говорили об этом, но так спокойно, словно речь шла о прогулке в горы.