В номере имелся укромный уголок, оборудованный фоном и автографом. Бродбент взял Дюбуа за руку и отвел туда. Там у них завязался какой-то оживленный разговор.

Иногда подобные уголки не полностью гасят звук. Но «Эйзенхауэр» был отелем высокого класса, поэтому все оборудование в нем работало отлично. Я видел как шевелятся губы, но до меня не доходило ни звука.

Зато губы мне действительно было хорошо видно. Бродбент расположился ко мне лицом, а Дюбуа я мог видеть в зеркале на противоположной стене. Когда я выступал в качестве знаменитого чтеца мыслей, я понял, зачем отец не раз порол меня, пока я в совершенстве не овладел безмолвным языком губ — читая мысли, я всегда требовал, чтобы зал был ярко освещен и надевал очки, которые… одним словом, я читал по губам.

Дюбуа говорил: «Дэк, ты проклятый, глупый, преступный кретин, ты что, хочешь, чтобы остаток своих дней мы провели на Титане, пересчитывая скалы? Это самодовольное ничтожество сразу же наложит в штаны.»

Я чуть не пропустил ответ Бродбента. В самом деле: «самодовольный». Ничего себе!!! Умом я конечно сознавал, что талантлив, но в то же время сердцем чувствовал, что человек я в принципе скромный.

Бродбент: «…не имеет значения, что крупье мошенник, если это единственное казино в городе. Джок, никто больше нам помочь не сможет.»

Дюбуа: «Ну хорошо, тогда привези сюда дока Скортиа, загипнотизируйте его, вколите ему порцию веселящего. Но не посвящайте его во все подробности — пока с ним не все ясно и пока мы на Земле.»

Бродбент: «Но Скортиа сам говорил мне, что мы не можем рассчитывать только на гипноз и лекарства. Для наших целей этого недостаточно. Нам требуется его сознательное действие, разумное сотрудничество.»

Дюбуа фыркнул: «Да что там разумное! Ты посмотри на него. Ты когда-нибудь видел петуха, разгуливающего по двору? Да, он примерно того же роста и комплекция и форма головы у него почти такая же, как у Шефа — но это и все! Он не выдержит, сорвется и испортит все дело. Ему не под силу сыграть такую роль — это просто дешевый актеришко.»

Если бы великого Карузо обвинили в том, что он сфальшивил, он не был бы более оскорблен, чем я. Но в тот момент я безмолвно призвал в свидетели Бэрбиджа и Бута, что это вопиющее по своей несправедливости обвинение. Я внешне спокойно продолжал полировать ногти и сделал вид, что абсолютно спокоен — отметив про себя, что когда мы с Дюбуа познакомимся поближе, я заставлю его сначала смеяться, а потом плакать на протяжении двадцати секунд. Я выждал еще несколько мгновений, а затем встал и направился в звукоизолированный уголок.

Когда они увидели, что я собираюсь войти, то сразу же замолчали. Тогда я тихо сказал:

— Ладно, джентльмены, я передумал.

Дюбуа облегченно вздохнул:

— Так вы не согласны на эту работу?

— Я имел в виду, что принимаю предложение. И не нужно ничего объяснять. Дружище Бродбент уверял меня, что мне не придется вступать в сделку с моей совестью — и я верю ему. Он утверждал, что ему необходим актер. Но материальная сторона дела — не моя забота. Одним словом, я согласен.

Дюбуа переменился в лице, но ничего не сказал. Я ожидал, что Бродбент будет доволен и с его души упадет камень, но вместо этого он выглядел обеспокоенным.

— Хорошо, — согласился он, — тогда давайте обсудим все до конца, Лоренцо. Я не могу точно сказать, в течение какого времени мы будем нуждаться в ваших услугах. Но конечно уж не более нескольких дней — и за это время вам придется сыграть свою роль только раз или два.

— Это не имеет значения, если у меня будет достаточно времени войти в роль — перевоплотиться. Но скажите хотя бы предположительно, на сколько дней я вам понадоблюсь? Должен же я известить своего агента.