– Почему женщины касались своими кольцами твоих колец?

– Спросите их. Я не знаю, почему они так делали.

– Касались ли воины своим оружием твоего оружия?

– Да. Они делали это, но я их об этом не просила. Должно быть, они исполняли какой-то обычай. Я не препятствовала им в этом, но и не поощряла.

– Верно ли, что когда была снята осада с Орлеана, люди целовали твои латы, целовали тебе руки и ноги, землю, по которой ступали копыта твоего коня?

– Да, но как я могла помешать им в этом? Нас окружила ликующая толпа, меня и еще нескольких военачальников несли на руках…

– Во время военных действий ты неизменно находилась в мужском костюме и среди мужчин, что несопоставимо со скромностью, предписанной женщине, и тем более девушке.

– Во время походов я спала, не снимая с себя лат, в шатрах или под открытым небом. В гостиницах и домах, где мне отводились комнаты, со мной всегда были женщины. Была женщина… – глаза Жанны заглянули в самую душу Анны, достигнув дна.

– Я сделаю все для тебя, Жанна! Я спасу тебя! – Анна плакала.

– Слушайте меня, судьи! – Жанна подняла голову на Кошона. – Вот вам мое предсказание, голоса сказали мне, что не пройдет и трех месяцев с момента первого допроса, как я буду свободна!

– Что ты имеешь в виду, Жанна? – было заметно, что судейские в замешательстве.

– Я не знаю, как это произойдет, отобьют ли меня на улице или мой король возьмет Руан, но я буду свободна уже в мае!

Кладбище аббатства Сент-Уэт

24 мая в 8 утра кладбище аббатства Сент-Уэт заполнилось желающими поглазеть на французскую ведьму, которую до этого год держали по разным тюрьмам, не показывая народу.

Для удобства обозрения соорудили два помоста – один большой, на нем к назначенному времени должны были поставить удобные мягкие кресла для судейских, и второй помост поменьше, для подсудимой. Туда же еще с ночи прислали военных для охраны судейского имущества и соблюдения порядка. Тем не менее никто не собирался раньше времени выставлять дорогую мебель, искушая руанских воров и вечно голодных и неопохмеленных солдат. Все-таки вояки – народ ненадежный, будет возможность продать судейское кресло – продадут вместе со столом и Библией, на которой приносят присягу подсудимые. Продадут и орудия палача, и его самого, окажись у них такая возможность. Все продадут и тут же пропьют.

Приблизительно за час до начала церемонии стал прибывать народ, желающий занять лучшие места. Поглазеть на ведьму пожаловали горожанки с малыми детьми, некоторые из малюток еще сосали грудь, другие бежали за матерями, держась за их подолы. Ради такого дела лавочники не стали открывать своих заведений и ремесленники не вышли на работу.

Публика с удовольствием обсуждала подготовку, пересчитывая прибывших в каретах и на лошадях священников и свирепых на вид стражников. Особую радость всем доставляли красные, протертые на задницах и коленях панталоны помощников палача. Самого главного палача – господина Филиппа еще не было, так как он должен был привезти ведьму. Его приезда ждали так, словно дородный дядька в неизменно красных облегающих штанах и куртке с капюшоном был не палачом, а самим епископом Кошоном. Почесать языком о постоянных неудачах и промахах его в деле с ведьмой последнее время стало популярнейшим развлечением в Руане.

В церкви аббатства прозвонил колокол. Пробираясь через коридор, сделанный солдатами, на помост один за другим взошли судьи во главе с Боверским епископом Кошоном и инквизитором Леметром.

Собравшаяся у помостов толпа шумно обсуждала каждого из судейских, называя их по именам и прозвищам и припоминая, где и когда те опростоволосились.