Еще несколько переходов и железных лестничных маршей, и мы оказались на крыше энергоблока, как раз над машинным залом. Плоская площадка была залита асфальтом, огорожена металлическими перильцами и по периметру обозначена желтыми натриевыми фонарями. Метрах в пятидесяти от площадки, над реакторным блоком, уходили "в белесое небо две белые, с широкими красными полосами вентиляционные трубы. На верхушке каждой из них горели красные предупреждающие огни.

Сверху открывался обширный обзор. Сопки и черные промоины озерных проток на фоне снежного наста на севере, плотная кучка очень уютных огней на юге – поселок Полярные Зори мирно доживал свой воскресный вечер. На окраине поселка прожекторами была подсвечена ажурная вышка местного телецентра и ретранслятора, наверху горел красный фонарь, предупреждая летчиков об опасности.

Я подошел к перильцам ограждения, осторожно глянул вниз и ахнул: все подъезды к энергоблоку были заставлены милицейскими «Жигулями» с мигалками, армейскими грузовиками, а со стороны мурманской дороги подтягивалась пара бронетранспортеров. Гарри Гринблат последовал моему примеру, сказал Вполне по‑русски: «Еж твою мать!» – плюхнулся животом на асфальтовую площадку и нацелился вниз объективом камеры. Грохнула автоматная очередь, трассирующие пули прошли в метре от козырька крыши. Гарри чуть высунулся и продолжал съемку.

Выплюнул очередь тяжелый пулемет, тоже трассирующими.

– Уберите этого идиота! – закричал Генрих и сам подскочил к Гарри и оттащил за ноги от края площадки. Гарри остервенело лягался, матерился и продолжал снимать.

На помощь Генриху поспешил Блейк.

Воспользовавшись суматохой, я негромко приказал Доку:

– Спустись в кабинет главного инженера. В ящике с толом, между шашками, набор аэрозолей «Экспрей». Проверь эту чертову замазку. Этим «Экспреем» пользоваться очень просто… – Я умею, – перебил меня Док.

– Вот как? – поразился я. – Ладно, как‑нибудь расскажешь мне, где ты проходил стажировку и чему тебя там учили. А сейчас – быстро. И сразу возвращайся назад.

Док исчез в темном дверном проеме. Генриху и Блейку удалось наконец оттащить Гринблата от опасного места. Тут он спокойно поднялся на ноги, перезарядил кассету, а отснятую отдал Блейку:

– Такого еще никто не снимал! Эти кадры обойдут весь мир!

Генрих извлек из кармана австрийский «глок» и приставил ствол ко лбу Гарри:

– Если вы, мистер Гринблат, еще хоть раз включите камеру без моего приказа, я буду вынужден вас пристрелить.

– Да пошел ты! – отмахнулся Гринблат. – Меня и не такие расстреливали!

– Он больше не будет снимать без вашего разрешения, – пришел на выручку напарнику осторожный Блейк.

– Всем отойти к стене реакторного зала! – приказал Генрих. – Освободить площадку!

Со стороны Мурманска послышался рокот вертолетного двигателя. «Ми‑1» приблизился к станции и круто пошел на посадку. Снизу грохнула очередь и словно бы захлебнулась. Пилот вывел легкую машину точно на центр освещенного пятачка.

– Всем оставаться на своих местах! – крикнул Генрих и побежал к вертолету, двигаясь спиной навстречу воздушным вихрям.

Двигатель заглох, лопасти остановились. Из вертолета выпрыгнул пилот – крупный смуглый молодой человек с пышными черными усами. Почему‑то не в форменной шинели «Аэрофлота», а в длинном сером плаще. В руке у него был довольно увесистый дюралевый атташе‑кейс. Он помог выйти пассажиру. Тот был пониже ростом, узкоплечий, заметно старше. Тоже в плаще, в широкополой шляпе и в темных очках, закрывавших половину лица. Генрих подошел к вертолету и о чем‑то довольно долго говорил со старшим.