За моей спиной появился Док, прошептал в ухо:

– Тол – муляж. Замазка – пластит. Не чешский аналог. Семтекс. Ливийского производства. Он в ходу у всех арабских террористов. Ты понял, что я сказал?

– Да.

– Остается надеяться, что в детонаторах вместо взрывчатки действительно пластилин.

– Можешь не надеяться. В детонаторах – тетрил.

– Уверен?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Случайно узнал, я тоже любознательный человек.

– Тетрил, – повторил Док. – В каждом детонаторе граммов по сто. Этого хватит, чтобы подорвать танк. И в сумке килограммов пятьдесят семтекса. Нужно немедленно что‑то делать!

– У нас есть приказ: «Никакой самодеятельности».

Док хмуро отошел, а его место заняла Люси Жермен:

– Какие проблемы, Серж?

– Да так, мелочи жизни, – неопределенно отозвался я.

– Взрывчатка настоящая? – быстро спросила она. – Я не про тол, а про ту, что в сумке.

– Да. И детонаторы настоящие.

– И взрывное устройство настоящее. А я‑то сокрушалась, что в России кругом туфта. Нет, оказывается. Твои действия. Ковбой?

– Никаких.

– Почему?

– Приказ.

– Ладно, выкрутимся. У меня другой приказ.

– Какой?

– Действовать по обстоятельствам.

Генрих закончил переговоры, натянул на голову и лицо черную «ночку», такую же, как у нас, и обернулся к присутствующим:

– Господа корреспонденты, можете снимать! Оба прибывших сбросили плащи и оказались в камуфляжных военных формах. На груди у молодого висел короткий десантный «Калашников». Старший откинул в сторону шляпу, надел буро‑зеленую фуражку чеченского полевого командира и предстал перед камерой Гарри и фотообъективом Крамера. Генрих не без торжественности произнес:

– Разрешите представить вам, господа: командующий армией освобождения Ичкерии, национальный герой Чеченской Республики полковник Султан Рузаев!

Вспыхнула красная сигнальная лампочка на камере Гринблата, со скоростью стробоскопа заработала фотовспышка Крамера.

– Внимание! – раздался снизу усиленный и искаженный громкоговорителем резкий мужской голос. – Говорит представитель Федеральной службы безопасности России полковник Голубков. Станция окружена. Сопротивление бесполезно. Предлагаю лицам, захватившим первый энергоблок, немедленно сдаться.

Рузаев что‑то приказал по‑чеченски своему молодому спутнику, тот подбежал к вертолету и вернулся с радиомегафоном, точно таким же, какими на митингах пользовались ораторы.

– Сейчас я ему отвечу, – со змеиной улыбкой на тонких губах пообещал Рузаев.

– Отвечу я, – возразил Генрих. – Ваше слово – еще впереди..

Он взял мегафон и подошел к краю площадки:

– Говорит представитель командующего армией освобождения Ичкерии Султана Рузаева. Полковник Рузаев не намерен вести никаких переговоров с полковником Голубковым. Он будет вести переговоры с полномочным представителем Президента России. Предостерегаю полковника Голубкова от попытки захватить станцию силой. У нас в заложниках находится весь персонал первого энергоблока, и среди них главный инженер станции. После каждого выстрела, произведенного по станции, мы вынуждены будем убивать по одному заложнику. Основа для переговоров будет предоставлена вам в ближайшее время. На этом наши местные консультации прекращаются.

В подтверждение своих слов Генрих бросил мегафон вниз и обернулся к корреспондентам.

– А теперь, джентльмены, прошу пройти в кабинет директора АЭС, – пригласил он.