— Пока все ясно, — сказал Марквол.

— Этот Крестовый поход продолжается уже почти двадцать лет. Военмейстер Макароф, если только моя информация достоверна, сейчас гонит свои войска вперед, приняв очень рискованное решение атаковать Архе-неми в самое сердце, захватывая его центральные планетные системы. Но тем самым он оголил фланги, и враг тут же направил свои силы в это слабое место, надеясь сбить наступательный порыв Крестового похода и, изолировав Макарофа, поставить его армии в крайне уязвимое положение. Мы и есть эти фланги, Марквол. Как Энозис, так и планетные системы скопления Хана. Именно здесь исход боевых действий предопределит полный успех или полное поражение всего Крестового похода. Если мы проиграем здесь, то будет уже не столь важно, каких успехов смог достичь Макароф в своих авангардных боях. Все его победы будут сведены на нет. Враг прекрасно понимает это, А теперь, если верить слухам, у него появилась еще даже более сильная мотивация. Говорят, что на Геродоре возродилась Беати…

Марквол глупо заморгал:

— Такое что… возможно?

Каутас поджал губы:

— Конечно, это непростое испытание даже для веры имхава-айятани, но, похоже, это все-таки правда. Сейчас Геродор, как и Энозис, подвергся ужасному натиску орд Хаоса. Если один из этих миров падет, наш фланг будет прорван и Крестовый поход окончится крахом. Но если падет Геродор и вместе с ним погибнет Беати, то для Империума это будет еще более страшная потеря.

— И вы хотели бы сейчас быть там? — понимающе спросил Марквол.

— О, если б ты только знал, как я хочу этого! В сердце каждого айятани сейчас горит желание быть на Геродоре, рядом с Саббат. Но такова уж моя судьба, мой жребий — застрять здесь и, повинуясь служебному долгу, оказаться вовлеченным в круговерть совсем иного сражения, вместо того чтобы совершить долгожданное паломничество пред ее светлый лик.

Подул свежий ветерок, который поднял рябь на поверхности озера. Зашелестели и закачались ветви папоротниковых деревьев, растущих вдоль берега.

— Мои собственные проблемы кажутся мне теперь такими незначительными… — признался Марквол. — Возможно, вы не такой уж плохой советчик и утешитель, как я подумал сначала.

Каутас сокрушенно покачал головой:

— Нет, у меня хорошо выходят только две вещи, Вандер Марквол. Я хорошо умею напиваться и жаловаться на свою судьбу. Я теперь лишь бессмысленно коротаю день за днем в ожидании конца.

— Конца чего?

— Конца этой войны. Конца этого мира. Моего собственного конца. Уж не знаю, какой из них придет первым, но любой будет означать для меня встречу с великой Беати.

Марквол поднялся:

— Не смейте так думать. К чему столько пессимизма? Мы еще вполне можем победить: и здесь, и на Геродоре. Так и запишите. Крестовый поход окончится триумфом, а Беати будет жить в веках! Только не забывайте, что пораженческие настроения даже одного из нас неизбежно прибавляют силы врагу. Кстати, — Добавил он, — вам не приходило в голову, что, быть может, именно по воле Беати вы находитесь сейчас здесь?

Каутас не ответил. Юноша пожал плечами и пошел вверх по пологому берегу в сторону базы.

— Марквол!

Летчик обернулся. Жрец стоял на берегу и смотрел ему вслед.

— Что, святой отец?

— Ведь то, что ты сказал, означает, что и тебе также было предначертано появиться здесь.

В небе над пустыней, 09.35

Небо буквально потемнело от «летучих мышей». Тут уж, без преувеличения, стало страшно. Огромная волна стратегических бомбардировщиков — наверное, сотен пять, не меньше, — темной штормовой тучей проходила над ними на высоте примерно десять тысяч метров.