– Угрюмый! Савелий!

Он кричал, но не слышал собственного голоса.

– Сука! Продал нас, гнида! Если выживу, башки тебе не сносить, банкир!

– Угрюмый! Ты жив?

Тот что-то ответил, но Вихров его не слышал. Помогая друг другу, они поднялись на ноги.

– Ладно, приятель, слезы лить после будем, а сейчас уходить надо, – сказал Вихров, не ожидая ответа, который он все равно не услышал бы.

Подполковник посмотрел на приятеля и увидел окровавленное плечо.

– Идти можешь? Кивни, меня контузило.

Угрюмый едва держался на ногах, но кивнул утвердительно.

– Вперед, я за тобой.

– А иначе и быть не может, – прошептал Угрюмый.

Он первый вышел на поле и тяжело зашагал в сторону границы. Вихров выжидал. Когда тот отошел на два десятка метров, подполковник двинулся следом.

Он успел пройти не больше трех метров, как раздался следующий взрыв. Угрюмый исчез. На его месте осталась дымящаяся воронка.

Вихров лежал лицом к земле и не шевелился. Вот почему они не охраняют эти ворота. Дорога открыта. Гуляй, сколько судьбе твоей вздумается. Чирк ножкой о растяжку – и поминай как звали.

Так он лежал до темноты. Где-то вдалеке послышались залпы орудий.

– Черт! Я слышу! Слышу! Значит, я жив. Ноги, голова, руки, глаза, уши – все на месте. Нет, костлявая, рано ты свои грабли ко мне тянешь. Мы еще пошумим.

Вихров поднялся на ноги и побрел назад к лесу. Взошла луна. Он видел под ногами протоптанную тропу.

– Черт с ними, с деньгами. Немного оклемаюсь и все равно уйду. Теперь меня не остановишь.

Но его остановили. Они вырастали, как грибы из земли. Один, второй, третий. Считать не имело смысла. Его окружили. Черные, бородатые, обвешанные оружием. Не люди, а дикари.

– Заблудился, подполковник? – прозвучал хриплый голос с акцентом. – Автомат на землю, руки за голову!

Вихров выполнил приказ.

– И сколько же мы за него получим? – спросил другой голос.

– Дырку от бублика, – сжав зубы, процедил Вихров.

Только он один знал, что нет на земле такого человека, который готов заплатить за его жизнь хотя бы гнутую медяшку.

* * *

– Ну как? – спросила жена. – Моя мечта сбылась!

Сорокин склонил голову набок и одобрительно протянул:

– Красиво, конечно. Любишь ты деньгами сорить, лапуля.

Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.

– Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.

– Не возражаю.

Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас – утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.

"…Соседи по площадке почувствовали смердящий запах, доносившийся из квартиры, и сообщили об этом в милицию. Дверь пришлось взламывать. Когда сотрудники правопорядка проникли вовнутрь, их ждала неприглядная картина.

Сорокалетняя Лидия Сарафанова лежала посреди кухни мертвой. По мнению экспертов, у женщины сломаны шейные позвонки. Судя по разложению, труп пролежал в квартире не менее недели. По убеждению следственной бригады, смерть носит насильственный характер. Муж Сарафановой, с которым она проживала, в доме отсутствовал. По словам соседей, он находится в отъезде более месяца.

Обстоятельства гибели выясняются. Начато расследование…"

Сорокин поставил пустую чашку на стол.