Но детство Грина пришлось на те времена, когда науку уже свергли с пьедестала — такие «религии», как нацизм, коммунизм и фашизм, слишком наглядно показали, что достижения науки и техники могут служить адским целям. Однако чем более иррациональным и безумным казался мир, тем большую потребность он, как ни странно, ощущал в Шерлоке Холмсе. Из символа новой эры Шерлок Холмс превратился в ностальгический персонаж «волшебной сказки» — так однажды высказался сам Грин.

В ту пору его популярность превзошла даже славу, какую он снискал при жизни самого автора: о нем сняли двести шестьдесят фильмов, двадцать пять телесериалов и шоу; поставили балет, сочинили комикс, а число радиопостановок превысило шесть сотен. Под эгидой Шерлока Холмса создавались сувенирные магазины, открывались отели, организовывались туристические маршруты, выпускались почтовые марки и даже организовывались шерлокианские круизы по океану.

Эдгар Смит, одно время занимавший пост вице-президента «Дженерал моторе» и ставший первым издателем «Бейкер-стрит джорнел», где публикуются посвященные Конан Дойлю исследования, в 1946 году писал в эссе «За что мы любим Шерлока Холмса»:

Мы видим в нем идеальное воплощение нашей потребности покарать зло и несправедливость, которыми полон мир. Он — Галахад и Сократ, с ним наше скучное существование наполняется упоительными приключениями, а наш ограниченный ум начинает воспринимать спокойную, взвешенную логику. Шерлок Холмс — это успех человека после всех его провалов, отважный побег из темницы, где мы томимся.

Но у этого «литературного» побега была одна особенность: многие люди воспринимали Холмса как реального человека. Томас Элиот отметил как-то: «Величайшая загадка Холмса заключается в том, что, говоря о нем, мы неизбежно поддаемся иллюзии его реального существования». Грин рассуждал примерно так же: «Шерлок Холмс — реальная личность… он прожил больше отведенного обычному человеку срока, и он постоянно омолаживается».

Попав в «Лондонское общество Шерлока Холмса», Грин приобщился к «великой игре», которой шерлокианцы предавались на протяжении десятилетий. В основе игры лежал постулат, что подлинным автором рассказов о Шерлоке является не Конан Дойль, а доктор Ватсон, добросовестный хроникер приключений великого сыщика. Однажды, на собрании «Отряда уголовной полиции Бейкер-стрит» (к этому избранному обществу Грин тоже примкнул), неопытный гость имел неосторожность упомянуть Конан Дойля как создателя Холмса. В ответ разъяренный член общества неистово завопил: «Холмс — не персонаж! Холмс — человек! Великий человек!»

Грину объяснили: если уж зайдет разговор о Конан Дойле, именовать его следует только как «литературного агента Ватсона» и никак иначе. Соблюдать правила игры было не так-то просто, ибо четыре повести и пятьдесят шесть рассказов, входящих в «Священное Писание» или «Канон» (называйте их так, и шерлокианцы признают в вас своего!), были написаны поспешно и порой небрежно, а потому в них много нестыковок, каких в реальной жизни быть не может.

Например, в одном рассказе говорится, что Ватсон был ранен в Афганистане пулей в плечо, а в другом он жалуется на боли в ноге — последствия ранения.

Члены общества ставили перед собой задачу разрешить все противоречия с помощью той безупречной логики, правилам которой научил их любимый герой. Всевозможные текстологические исследования уже вылились в особый раздел некой паранауки — Шерлокиану: ее адепты высчитывали число жен Ватсона (по разным версиям, от одной до пяти), спорили о том, где учился Шерлок Холмс — в Оксфорде или Кембридже. Грин как-то раз привел слова основателя «Отряда уголовной полиции Бейкер-стрит»: «Никогда еще столь многие не писали столь много для столь немногих».