Конан больше не ощущал голоса, а только отдаленные волны звука. Перенесенный из своего времени и из своей индивидуальности, он видел превращение человека, называвшегося Хосатралом Хелом, который выполз из Ночи и видел первобытный хаос каким он был много лет тому назад, облеченный в субстанцию материальной вселенной.
Но человеческая плоть была слишком хрупкой, слишком ничтожной, чтобы содержать сущность того, чем был Хосатрал Хел. И вот он стоял в человеческом облике, но его плоть не была плотью; его кость не была костью; его кровь не была кровью. Он стал вызовом всей природе, так как вызвал к жизни, мышлению и деятельности базовую субстанцию, которая раньше никогда не испытывала биения ритмов жизни.
Он шел по миру, словно бог, так как никакое земное оружие не могло повредить ему, и для него век был подобен часу. В своих странствиях он пришел к первобытному народу населявшему остров Дагония и ему захотелось дать этой расе культуру и цивилизацию. С его помощью они построили город Дагон, стали там жить и служить ему. Странными и мрачными были его слуги, вызываемые из темных уголков планеты, где все еще скрывались мрачные создания из забытого прошлого. Его дом в Дагоне был соединен туннелями со всеми другими домами в городе и по ним его бритоголовые жрецы приносили ему жертвы.
Но спустя многие годы пылкий и грубый народ появился на берегах моря. Они называли себя етшийцами и после жаркого сражения были разгромлены и порабощены, и в течении жизни целого поколения они умирали на алтарях Хосатрала.
Его колдовство держало их в подчинении. Но затем один их жрец, странный мрачный мужчина неизвестной расы отправился в дикие земли, и когда он вернулся, он принес нож, который был сделан из неземного вещества. Он был выкован из метеора, который вспышкой промчался по небу, словно пылающая стрела, и упал в отдаленной долине. Рабы восстали. Их зубчатые серпы резали дагонийцев словно овец, а против неземного ножа колдовство Хосатрала было бессильно. Пока резня и убийство продолжались в красном дыму, окутавшем улицы, самый трагический акт этой угрюмой драмы разыгрался под загадочным куполом в пестрых словно кожа змеи стенах большой комнаты с возвышением и медным троном на нем.
Из-под этого купола етшийский жрец вышел один. Он не убил своего врага, так как хотел сохранить угрозу его освобождения над головами своих мятежных подчиненных. Он оставил Хосатрала лежащим на золотом помосте с волшебным ножом поперек его груди. Заклинание удерживало его бесчувственным и неподвижным до скончания дней.
Но годы шли и жрец умер, башни покинутого Дагона разрушились, истории стали расплывчатыми, етшийцы обессилели от голода и чумы, а война рассеяла их остатки, обитавшие в нищете на побережье моря.
Только таинственный купол боролся со временем, пока случайный удар грома не разрушил его, а любопытный рыбак не поднял с груди золотого бога волшебный нож и не разрушил заклинание. Хосатрал Хел поднялся и стал живым, еще более могущественным, чем раньше. Ему захотелось восстановить город таким, каким он был в дни до его падения. Своими злыми чарами он поднял башни из пыли забытых тысячелетий, а также вызвал к жизни людей, которые были пылью многие годы.
Но люди, которые отведали вкус смерти, были живыми только отчасти. В темных уголках их души и разума смерть подстерегала их. Ночью народ Дагона двигался и любил, ненавидел и пировал, и падение Дагона было в их памяти словно смутный сон; они двигались в чарующем тумане иллюзии, ощущения странности их существования, но не искали этому объяснения. С приходом дня они погружались в глубокий сон, чтобы вновь подняться с приходом ночи, которая сродни смерти.
Все это пронеслось в потрясающей панораме перед сознанием Конана, когда он приник к земле за покрытой гобеленом стеной. Его рассудок пошатнулся. Все разумное и здравое было сметено, оставив призрачную вселенную, сквозь которую крались укутанные фигуры с вызывающими ужас возможностями. |