Изменить размер шрифта - +

Лорд Катберт поклонился и тут же вышел из комнаты.

Закрыв за ним дверь, Мэри вздохнула, а ее хозяйка воскликнула:

— Этот был самый ужасный! О чем только думала Амелия?! — И в голосе ее явственно слышалось раздражение.

— Может, о том, что вы уже отказали всем подходящим женихам моложе семидесяти? — ответила Мэри. Она так давно служила у Люсинды, что могла позволить себе такую дерзость.

Люсинда рассмеялась. Откровенность Мэри ее развеселила, так что даже настроение улучшилось.

— Лорду Мэйборну больше семидесяти трех, как я полагаю, — заявила Люсинда. — И я очень сомневаюсь, что уже познакомилась с каждым «подходящим мужчиной». Уверена, что остались, по крайней мере, один-два, которых Амелия еще может включить в свой список, чтобы обеспечить мне счастье навеки.

— Я слышала, будто сын лорда Торпа — выгодная партия, — с невинным видом заметила Мэри.

Развеселив хозяйку, служанка распахнула дверь в безлюдный холл.

— Я предпочитаю взрослых мужчин, а не сосунков, — ответила Люсинда, переступая порог. — Конечно, я готова принять достойный вызов, но боюсь, что двадцатилетняя разница в возрасте между нами может оказаться препятствием, которое даже я не смогу преодолеть.

 

— Хм… — хмыкнула Мэри, выходя из комнаты вслед за своей хозяйкой. — Никакой в вас романтики, леди Люсинда. Никакой!..

— Когда речь идет о младенцах, я с тобой соглашусь, — бросила через плечо Люсинда, направляясь к лестнице.

Мэри снова хмыкнула:

— Не шутите так, миледи.

Люсинда с ухмылкой проговорила:

— Ах, Мэри, ведь это — неправда, и ты это знаешь.

— Неужели? — Служанка в очередной раз хмыкнула. — Вы действительно так думаете?

Люсинда поднялась на покрытую ковром ступеньку.

— Да, я так думаю. — И это было правдой. Она верила в романтические отношения, когда речь шла об Антонии и Клеопатре, Генрихе VIII и Анне Болейн, Артуре и Джиневре, Амелии и Джоне, хотя все эти истории закончились трагически, если не сказать больше.

«Не забыть бы напомнить об этом Амелии», — мысленно отметила она, продолжая подниматься по лестнице.

Дело в том, что романтика очень хороша для других, она просто не для нее, Люсинды. Ей не нужен мужчина, чтобы сделать ее жизнь полной. Да она и не хотела никаких эмоциональных бурь и… непонятного поведения. Ведь все это, кажется, характерно для влюбленных. А она этого не понимает и не жаждет.

— Полагаю, я должна вам поверить, — неуверенно ответила Мэри, жестом призывая свою хозяйку подниматься по лестнице.

 

Уильям Рэнделл, герцог Клермон, склонился над своей любовницей и провел языком от ее соска до того чувствительного места, где у основания шеи билась жилка. Женщина под ним извивалась, тяжело дыша и постанывая.

— Ну, давай же, Уилл! — умоляла она. — Давай же!

Уилл читал в глазах любовницы пьянящую смесь жадности и страсти, так что было ясно: женщина на пределе. Будучи не из тех, кто отказывает дамам, Уилл проник в нее еще глубже — он был очень деликатен и любезен.

— Ваша светлость. Если вы соизволите…

— Не будь такой вежливой, Беатрис. Что за церемонии? — пробормотал Уилл.

Но герцог тут же понял, что женщина вообще ничего не говорила. Сдержав проклятие, он взглянул через плечо. Герцогская спальня была погружена в полумрак, и шелковые портьеры почти не пропускали в комнату лучи послеполуденного солнца. Тем не менее, Уильям рассмотрел своего камердинера, стоявшего в дверях.

Быстрый переход