Я быстро приблизилась к той стадии, когда все, что бы он ни сделал, в чем бы ни был повинен, казалось незначительным в сравнении с моим чувством к нему.
Я поспешно ушла, боясь эмоций, которых, как мне казалось еще совсем недавно, никогда не смогу испытывать.
Я провела бессонную ночь, а на рассвете, услышав топот копыт, выглянула из окна и увидела проезжавшего мимо графа. Заметив меня, он помахал мне рукой.
Я рано встала и оделась, когда горничная принесла мой завтрак, а вместе с ним письмо.
– Мсье граф велел передать его вам, – сообщила она. В ее глазах светилось любопытство.
Записка была написана на бумаге с гербом – такой же, какая была прикреплена к камню, брошенному в окно. "Моя любимая!
Я должен был написать Вам несколько строк после нашего расставания. Еще раз прошу Вас беречь себя. Будьте терпеливы – когда-нибудь мы сможем быть вместе. Обещаю Вам, что все будет хорошо.
Шарль-Огюст"
Я читала и перечитывала письмо. Шарль-Огюст! Имя звучало для меня, как незнакомое. Я всегда думала о нем, как о графе или "Дьяволе верхом" – такое прозвище я ему дала, впервые увидев. Эти имена подходили ему, а Шарль-Огюст – нет. Конечно, я многое узнала о нем с тех пор, как именовала его про себя "Дьяволом верхом". Граф, разумеется, держался высокомерно – он был воспитан в убеждении, что его класс представляет собой соль земли. Так было многие столетия. Аристократы брали все, что хотели, а если кто-нибудь становился на его пути, то его безжалостно сметали прочь. Все это наложило отпечаток на характер графа. Удастся ли ему измениться? Ведь в его натуре с высокомерием уживалась и доброта. Разве он не взял к себе Леона и не заботился о нем? Не пытался хоть как-то возместить ущерб, причиненный им его семье? Не обеспечил хороший уход маленькому Шарло и не посещал Иветт, дабы убедиться, что с ребенком все в порядке? А я? Была ли искренней его нежность ко мне? Отличалось ли его чувство от того, которое он испытывал к другим женщинам? Если я выйду за него замуж и не смогу подарить ему сына, не получу ли я в один прекрасный день роковую дозу снотворного, и не найдут ли меня на следующее утро мертвой?
Выходит, я и впрямь верила, что он убил Урсулу. Все получилось так кстати! Графиня умерла как раз в нужный момент. Вряд ли она, прожив жизнь вечно ноющим инвалидом, внезапно решила покончить с собой.
Итак, я считала графа способным на убийство и тем не менее любила его. По крайней мере, я могла взглянуть в лицо правде, а это мама всегда считала необходимым.
Я всегда считала отношения между моими родителями образцом любви мужчины и женщины. Жена должна обожать мужа и восхищаться его достоинствами. Но если мужчина, который волнует тебя больше всех, пребывание в обществе которого является для тебя наивысшей радостью, может оказаться убийцей, что тогда?
Я бы с удовольствием посоветовалась об этом с мамой, но когда она была жива, мне не приходилось оказываться в подобной ситуации. Мама никогда бы не одобрила мою поездку во Францию, а если бы она очутилась здесь, то, несомненно, сказала бы: "Мы должны немедленно возвращаться в Англию".
Пока я предавалась размышлениям, в комнату вошла Марго со своим завтраком.
Я поспешно сунула записку графа в ящик, а она так была поглощена своими мыслями, что ничего не заметила.
– Мне нужно поговорить с тобой, Минель, – сказала Марго. – Это беспокоило меня всю ночь. Я почти не спала.
Я подумала, не видела ли она, как ее отец, уезжая, помахал мне. Но это было маловероятно. Когда Марго думала о своих делах, она ни на кого не обращала внимание.
– Я была так шокирована, – продолжала Марго. – Никогда такого от них не ожидала.
– О ком ты говоришь?
– О Мими и Бесселе. |