Я почувствовала, что краснею. Очевидно, до Габриель дошел слух, что я родила от графа ребенка.

– Конечно, печально, – холодно ответила я. – Однако женщинам следовало бы предвидеть подобную возможность, прежде чем ставить себя в столь неприятное положение.

– Но ведь не все женщины обладают даром предвидения.

– Вероятно. Но я бы хотела поглядеть на вашу вазу.

– Сейчас покажу вам ее.

Казалось, мадам Легран затягивает чаепитие. Я заметила, что она время от времени посматривает на часы в форме замка, которые, как мне уже было известно с прошлой встречи, подарены ей графом. Очевидно, Габриель хотела напомнить мне о его любви к ней.

Мадам Легран болтала о Париже, а так как я была очарована этим городом и чувствовала, что мой визит туда был слишком кратким, то слушала ее с интересом. Габриель сказала, что для того, чтобы увидеть настоящий Париж, мне следовало посетить Les Halles, и весьма колоритно его описала. Я словно видела перед глазами огромную круглую площадь, к которой вели шесть улиц, и прилавки, наполненные товарами. Потом она рассказала мне о распродажах по понедельникам поношенной одежды на Гревской площади. По непонятной причине они именовались ярмарками Святого Духа.

– Забавно смотреть, как женщины роются в одежде и вырывают ее друг у друга. Они все примеряют на публике – юбки, корсажи, шляпы

Наконец мадам послала горничную за вазой. Она оказалась очень красивой – темно-голубой с белыми фигурками. Я сказала, что это, очевидно, веджвуд, чем доставила хозяйке немалую радость. Она сообщила, что это подарок человека, которому известно ее пристрастие к английским изделиям, и я подумала, не является ли это очередным намеком на графа.

Когда я заявила, что должна уходить, Габриель снова задержала меня разговорами, и я пришла к выводу, что эта женщина не только ревнива, но и болтлива.

На миг мадам Легран стала серьезной.

– Ах! – вздохнула она. – Когда вы молоды и неопытны, то верите всему, что вам говорят. Клятвам мужчин не следует придавать значение – у них всегда одно на уме. Но у меня есть сын, мадемуазель, и это великое утешение.

– Разумеется, – согласилась я.

– Я так и знала, что вы, мадемуазель, меня поймете, – многозначительно произнесла мадам.

Вид у нее был почти заговорщический. Меня не покидало неприятное ощущение, что она знает о существовании Шарло и действительно думает, что он мой сын.

– Я чувствую, что могу быть с вами откровенной, – продолжала Габриель. – Мы с графом всегда хорошо понимали друг друга. Вы мне верите?

– Ну конечно, – ответила я. – Это естественно при существующих обстоятельствах.

– Граф был так горд, когда родился наш сын, – продолжала она. – Он всегда очень любил Этьена. Они ведь так похожи, верно? Граф хотел бы бросить вызов традициям и жениться на мне. Он ведь так мечтал о законном наследнике! Какая будет трагедия, если титул и поместья отойдут какому-нибудь дальнему родственнику! Никогда граф этого не допустит! Между нами было решено, что мы поженимся, если нам представится возможность.

– Вы имеете в виду, – холодно осведомилась я, – если умрет графиня?

Габриель опустила глаза и кивнула.

– Если бы она не умерла, Этьена было бы труднее узаконить. А теперь наш брак – только вопрос времени.