Он поднялся из‑за стола.

– Ну что ж, господа, исключая дополнительные вопросы капитану Ларсену, по‑моему, мы вряд ли что сможем теперь сделать. Проблема вновь возвращается для разрешения в руки затронутых правительств. Благодарю вас, капитан Ларсен, за потраченное вами время и ваше терпение. В моей каюте вас кое‑кто поджидает, кто хотел бы поговорить с вами.

Из кают‑компании Тора Ларсена проводил стюард. Майк Мэннинг провожал его полными тоски глазами. Крушение плана майора Фэллона по штурму танкера вновь ставило его перед ужасной необходимостью исполнять приказ, отданный ему этим утром из Вашингтона.

Стюард провел норвежского капитана в дверь личной каюты Престона. С края койки, где она сидела, не сводя глаз со смутных очертаний «Фреи», видимых сквозь иллюминатор на левом борту, поднялась Лиза Ларсен.

– Тор, – прошептала она. – Ларсен отпихнул дверь назад ногой и захлопнул ее. Он раскрыл объятия и поймал в них бросившуюся к нему женщину.

– Привет, моя маленькая снежная мышка.

В кабинете премьер‑министра на Даунинг‑стрит отключили громкоговоритель, по которому они слушали трансляцию с «Аргайлла».

– Проклятие, – вырвалось у сэра Найджела, который выразил таким образом чувства всех собравшихся.

Премьер‑министр повернулась к Монро.

– Видите, господин Монро, ваша новость в конце концов, оказывается, представляет не просто академический интерес. Если объяснение сможет каким‑то образом вывести нас из этого тупика, ваши труды были не напрасны. Итак, вкратце, почему же Максим Рудин ведет себя таким образом?

– Потому что, мэм, как нам известно, он имеет минимальный перевес в Политбюро, уже много месяцев висит на волоске…

– Ну, по вопросу уступок в военной области американцам – согласна, – сказала миссис Карпентер. – Основываясь именно на этом, Вишняев хочет свергнуть его.

– Мэм, Ефрем Вишняев сделал заявку в высшую власть в Советском Союзе и не может теперь повернуть назад. Он постарается скинуть Рудина любым возможным способом, если же номер у него не пройдет, в течение недели после подписания Дублинского договора Рудин уничтожит его. Эти два человека в Берлине могут дать Вишняеву в руки инструмент, при помощи которого он склонит на свою сторону одного‑двух членов Политбюро, которые присоединятся к его фракции «ястребов».

– Каким образом? – спросил сэр Найджел.

– Раскрыв рот – сказав то, что им известно. Прилетев в Израиль живыми и собрав международную пресс‑конференцию. Нанеся Советскому Союзу огромное общественное и международное унижение.

– Но не убийством же капитана гражданской авиации, о котором никто никогда не слышал? – спросила премьер.

– Нет, не из‑за этого. Убийство капитана Руденко в кабине самолета действительно было случайностью. Побег на Запад был необходим, если они хотели обеспечить всемирную рекламу настоящему достижению, которого они добивались. Видите ли, мэм, 31‑го октября прошлого года на одной из улиц Киева Мишкин и Лазарев убили Юрия Иваненко, шефа КГБ.

Сэр Найджел Ирвин и Барри Ферндэйл подскочили так, словно их ужалили.

– Значит, вот что с ним случилось, – выдохнул Ферндэйл – эксперт по советским делам. – Я думал, что он попал в опалу.

– Не в опалу, а в могилу, – поправил Монро. – Политбюро это, разумеется, известно, и по крайней мере один, а может, и два члена рудинской фракции пригрозили, что перейдут на другую сторону, если убийцам удастся остаться невредимыми и нанести Советскому Союзу унижение.

– Это имеет какой‑то смысл с точки зрения русской психологии, господин Ферндэйл? – спросила премьер‑министр.