Носовой платок Ферндэйла бешено полировал линзы его очков.

– Еще какой, мэм, – возбужденно сказал он. – Как для внутреннего потребления, так и за пределами страны. Во времена кризисов – как сейчас, при нехватке продовольствия – жизненно необходимо, чтобы КГБ внушало страх людям, особенно нерусским национальностям, чтобы держать их в узде. Если этот страх испарится, если всемогущий КГБ превратится в посмешище, последствия этого могут быть совершенно ужасающими, разумеется, с точки зрения Кремля. За пределами страны – и особенно в странах третьего мира – впечатление о том, что власть Кремля в поддержании его господства и продвижении его влияния. Да, эти двое – словно бомба с часовым механизмом, подложенная под Максима Рудина. Запал задействован делом «Фреи», а время катастрофически быстро истекает.

– Тогда почему нельзя сообщить канцлеру Бушу об ультиматуме Рудина? – спросил Монро. – Он поймет, что Дублинский договор, который окажет громадное влияние на его страну, имеет более важное значение, чем «Фрея».

– Потому, – встрял сэр Найджел, – что даже известие о том, что Рудин выдвинул этот ультиматум, является тайной. Если эта новость просочится, мир поймет, что в этом деле замешано нечто большее, чем просто мертвый капитан воздушного флота.

– Хорошо, джентльмены, все это очень интересно, – заявила миссис Карпентер, – даже завлекательно. Но ничуть не помогает разрешить эту проблему. Перед президентом Мэтьюзом есть два выбора: позволить канцлеру Бушу отпустить Мишкина и Лазарева и потерять договор, или продолжать требовать удерживать этих двух в тюрьме и потерять «Фрею», подвергаясь ежеминутным проклятиям со стороны дюжины европейских столиц и осуждению всего мира. Пока что он попытался использовать вот какой третий вариант: попросить премьер‑министра Голена вернуть обоих в немецкую тюрьму после освобождения «Фреи». Идея, по‑видимому, заключалась в том, чтобы удовлетворить Максима Рудина: могло выйти, а могло и нет. Но это не имеет значения теперь: Беньямин Голен отказал. Вот как обстоят теперь дела. Тогда мы попытались предложить иной путь: взять «Фрею» штурмом. Это также сорвалось. Боюсь, у нас больше нет вариантов, за исключением того, что, как мы подозреваем, задумали американцы.

– И что же это? – спросил Монро.

– Взорвать танкер орудийным огнем, – ответил сэр Найджел Ирвин. – У нас нет доказательств, но орудия «Морана» направлены прямо на «Фрею».

– Вообще‑то говоря, все‑таки есть третий вариант. Он может удовлетворить Максима Рудина и должен сработать.

– Тогда, пожалуйста, объясните, – скомандовала премьер‑министр.

Монро так и поступил, у него ушло на это пять минут. Последовало молчание.

– Я нахожу это в высшей степени отвратительным, – наконец сказала миссис Карпентер.

– Мэм, при всем моем уважении к вам, также чувствовал себя и я, предавая своего агента КГБ, – ледяным тоном ответил Монро. – Ферндэйл бросил ему предостерегающий взгляд.

– Есть у нас подобное дьявольское оборудование? – спросила миссис Карпентер у сэра Найджела.

Тот внимательно изучал свои ногти.

– Думаю, в нашем специальном отделе смогут найти что‑то подобное, – тихо ответил он.

Джоан Карпентер глубоко вздохнула.

– Слава Богу, это решение принимать не мне, а президенту Мэтьюзу. Думаю, его следует предложить ему. Но это надо сделать с глазу на глаз. Скажите, господин Монро, вы готовы выполнить этот план?

Монро подумал о Валентине – как она удалялась от него по улице по направлению к поджидавшим ее людям в серых шинелях.