Шипение указало на то, что кабина стала полностью герметизированной. Вытягиваемый тягачом, который двигался где‑то впереди носового шасси, СР‑71 появился из ангара, заливаемый вечерним светом.
После запуска двигателей они производили внутри лишь легкий свист, в то время как снаружи технический персонал ощутил их силу даже в наушниках, когда в ангарах ревом ответило эхо.
Полковник О'Салливан получил немедленное разрешение на взлет еще тогда, когда занимался проверкой перед полетом своих бесчисленных приборов. В начале главной взлетно‑посадочной полосы «блэкберд» замер на мгновение, пока полковник выравнивал его, затем Монро услышал его голос:
– Какому бы богу вы ни молились, начинайте прямо сейчас и держитесь покрепче.
Монро глубже вжался в заднее сиденье. В это мгновение прямо ему в спину ударило так, словно на него наскочил пассажирский поезд, – это было всего лишь отформованное сиденье, к которому он был пристегнут. Он не видел никаких пробегавших мимо домов, по которым можно было бы определить скорость, – только бледно‑голубое небо над головой. Когда реактивный самолет достиг скорости в 150 узлов, его нос оторвался от бетона, через какую‑то долю секунды это же случилось с основным шасси, после чего О'Салливан убрал его внутрь самолета.
Освободившись от этой обузы, СР‑71 стал клониться назад, пока след выхлопа не был направлен точно вниз на Мэриленд, взбираясь все выше и выше. Он взбирался почти вертикально вверх, пробивая себе дорогу на небеса почти как ракета, чем, в принципе, он и являлся. Монро лежал на спине, задрав ноги к небу, чувствуя только все возраставшую нагрузку на позвоночник по мере того, как «блэкберд» взлетал к небесам, постепенно становившимся темно‑голубыми, фиолетовыми и наконец совершенно черными.
На переднем сиденье полковник О'Салливан сам выполнял обязанности штурмана, а точнее – следовал инструкциям, которые высвечивались перед ним на цифровом дисплее бортовым компьютером. Он сообщал ему высоту, скорость, темп подъема, курс, температуру снаружи и внутри самолета, температуру двигателей и выхлопной системы, расход кислорода и момент приближения к скорости звука.
Где‑то далеко внизу мимо, словно игрушечные города, проскочили Филадельфия и Нью‑Йорк; над северной частью штата Нью‑Йорк они преодолели звуковой барьер, по‑прежнему поднимаясь вверх и ускоряя движение. На высоте 80 000 футов – на пять миль выше высоты подъема «Конкорда» полковник О'Салливан отключил «форсаж» и выровнял самолет.
Хотя солнце еще не садилось, небо было совершенно черным, так как на таких высотах слишком мало молекул воздуха, от которых могли бы отражаться солнечные лучи. Тем не менее этих молекул вполне достаточно, чтобы вызвать трение о поверхность такого самолета, как «блэкберд». Еще до того, как под ними проскочили штат Мэн и канадская граница, они вышли на крейсерскую скорость, которая в три раза превышала скорость звука. Прямо перед расширившимися от изумления глазами Монро черный корпус СР‑71, сделанный из чистейшего титана, раскалился до вишневого цвета.
Внутри кабины система охлаждения поддерживала приемлемую для пассажиров температуру.
– Могу я говорить? – спросил Монро.
– Конечно, – послышался лаконичный ответ пилота.
– Где мы находимся?
– Над заливом Святого Лаврентия, – сказал О'Салливан, – двигаемся в направлении Ньюфаундленда.
– Сколько миль осталось до Москвы?
– От авиабазы Эндрюс – четыре тысячи восемьсот пятьдесят шесть миль.
– Сколько времени займет полет?
– Три часа пятьдесят минут.
Монро сделал быстрый подсчет: они взлетели в 6 часов вечера по вашингтонскому времени или в 11 часов вечера по европейскому. В Москве же – воскресенье, 3 апреля и 1 час ночи, приземлятся они примерно в 5 часов утра по московскому времени. |