Он не стал упоминать об английских подозрениях в отношении настоящей задачи «Морана», однако Поклевский бросил острый взгляд на безмятежно раскинувшегося Бенсона.

– Нам это известно, мистер Монро, – сказал президент.

– Но Максим Рудин боится и обеспокоен вовсе не географическим положением Мишкина и Лазарева. Его заботит только, смогут они или нет обратиться к миру с сообщением о том, что они сотворили в Киеве пять месяцев назад.

Уильям Мэтьюз устало вздохнул.

– Мы думали об этом, – сказал он. – Мы попросили премьер‑министра Голена принять Мишкина и Лазарева и держать их где‑нибудь взаперти, пока «Фрея» не будет освобождена, после чего возвратить вновь в Моабит или даже засадить где‑нибудь в полнейшей изоляции на десять лет в израильскую тюрьму, но он отказался. Сказал, что если публично дает обещание, которого требовали террористы, то не станет от него отказываться. Нет, он на это не пошел. Простите, ваша поездка была напрасна, мистер Монро.

– Я придумал вовсе не это, – ответил Монро. – Пока я летел, я записал свое предложение в виде меморандума на бумаге для заметок, которую нашел в самолете.

Он вытащил из внутреннего кармана пачку листков и положил ее на столе перед президентом.

Президент Соединенных Штатов читал меморандум со все возраставшим ужасом, который ясно отражался у него на лице.

– Это ужасно, – сказал он, когда закончил. – У меня здесь нет никакого выбора – точнее, какой бы вариант я ни выбрал, погибнут люди.

Адам Монро посмотрел на него без малейшей симпатии. Он уже давно убедился, что политики, в принципе, не имеют серьезных возражений против человеческих жертв при условии, что достоянием общественности не станет их личное соучастие в этом.

– Это уже случалось раньше, господин президент, – прямо заявил он, – и без сомнения будет иметь место и в будущем. В «фирме» мы называем это «дьявольской альтернативой».

Не говоря ни слова, президент передал меморандум Роберту Бенсону, который быстро проглядел его.

– Весьма изобретательно, – сказал он. – И вполне может сработать. Это можно будет провернуть в нужное время?

– У нас есть необходимое оборудование, – ответил Монро. – Время поджимает, но его вполне достаточно. Я должен возвратиться в Берлин к семи утра по берлинскому времени, то есть до истечения десяти часов с этого момента.

– Но даже если мы дадим согласие, пойдет ли на это Максим Рудин? – спросил президент. – Без его согласия на это Дублинский договор все равно будет обречен.

– Есть только один способ – спросить его самого, – предложил Поклевский, который закончил чтение меморандума и передал его Лоуренсу.

Госсекретарь отшвырнул листки в сторону так, словно они могли запачкать ему пальцы.

– Я нахожу это чрезвычайно жестоким и омерзительным, – сказал он. – Правительство Соединенных Штатов не должно давать санкцию на подобное.

– А что, лучше сидеть и смотреть, как тридцать ни в чем не виноватых моряков сгорят на «Фрее» живьем? – спросил Монро.

Вновь зазвенел телефон; когда Бенсон закончил разговор, он повернулся к президенту.

– По‑моему, у нас не осталось иного выбора, как попытаться добиться согласия Максима Рудина, – сказал он. – Канцлер Буш только что объявил о том, что в восемь часов по европейскому времени Мишкин и Лазарев будут освобождены.

– Тогда мы должны попытаться, – решился Мэтьюз. – Но я не возьму на себя единоличную ответственность: Максим Рудин должен дать свое согласие на осуществление этого плана.